Введение в изучение св. Григория Паламы - [97]

).

Антонио Риго. Этот исследователь посвятил себя изучению аскетических учений и форм молитвенной практики, а также персоналиям. Его постоянный интерес — сходство и различие между византийским исихазмом как таковым и исихазмом ложным, который в поздней Византии нередко называли мессалианством (т. е. богумильством), несмотря на его значительное отличие от подобных сект. Изучение этой византийской эзотерической традиции находится в самом начале. Риго не только значительно продвинул его, но и показал, что именно в контексте «охоты на мессалиан» выстраивались обвинения против исихастов. Что касается персоналий, то особенно значительными можно считать его портреты преп. Никифора Исихаста, преп. Григория Синаита и св. патр. Исидора (портрет Синаита создан на основе, подготовленной Бэлфуром). Добавим еще, что именно у Риго можно найти наиболее полный свод всего, что нам известно по истории делания молитвы Иисусовой за всю византийскую историю.

Некоторые другие исследователи (особ. Г. — В. Байер, А. К. Геро, Д. Бэлфур; см. также выше о греческих ученых, группировавшихся вокруг П. К. Христу) издавали некоторые важные источники — как исихастские, так и антипаламитские — и содействовали выяснению многих частных вопросов. В России, помимо упоминавшихся выше имен, нужно назвать еще Е. М. Ломизе (исихазм и церковная политика Византии сер. XIV–сер. XV вв.; проблема православного отношения к власти монарха–еретика).

В 1984 г. в Фессалонике прошел симпозиум, посвященный св. Григорию Паламе. Большинство опубликованных затем работ( [372]) не отличаются академической строгостью и полнотой, но зато среди них оказалась и очень важная статья о. Мейендорфа — его итоговая публикация по триадологии св. Григория( [373]).

Следует особо сказать о тех работах, в которых на основании исторических исследований выясняется богословское значение исихазма. В отличие от предшествующего периода, католическая историография принесла здесь больше нового, нежели православная (а протестантская — совсем мало). Как было видно из наших примечаний, основной вклад в изучение богословия св. Григория Паламы со стороны православных внесли о. Иоанн Мейендорф и особенно о. Думитру Станилоаэ. Важным событием был также выход монографии Аристида Пападакиса о св. Григории Кипрском (1983), но в ней исторический анализ преобладает над историко–богословским. Самым же заметным богословским «развитием» паламизма в номинально православной среде стала деятельность Христоса Яннараса, которая постепенно приобрела совершенно скандальный характер… Но анализ всех этих богословских тенденций завел бы нас слишком далеко от истинного учения св. Григория Паламы. Поэтому обратимся лучше к работам католиков, авторы которых не претендуют на звание православных, но зато искренне стремятся узнать правду о паламитской традиции.

С римско–католической стороны особенно важные труды были предложены в рамках обоих упомянутых выше направлений — как антипаламитского, так и нового «про–паламитского».

Из «антипаламитских» трудов особенно много для понимания исихастской традиции дают работы немецкого иезуита о. Герхарда Подскальского (этот автор, впрочем, нисколько не зависит от круга авторов «Истины»)( [374]). Как мне кажется, надо признать, что значение их о. Мейендорфом недооценивалось (он всегда отдавал должное эрудиции о. Подскальского, особенно библиографической, но совсем не принимал его концепций). О. Подскальский считает, что гуманизм (понятый в смысле гуманитарных занятий) — лучшее, что было в Византии и что сказывалось во всех переменах к лучшему в Православной церкви. «Паламизм», традицию которого он представляет в исторической перспективе до XIX (и отчасти XX) в., — это «элемент торможения». Паламизму органически свойственен дух обскурантизма и самодостаточности и, следовательно, непримиримости. По мнению о. Подскальского, в Православной церкви есть очень много хорошего и без паламизма, и остается надеяться, что православные когда–нибудь преодолеют свой паламизм… Такие воззрения автора не препятствуют его трудам содержать огромное количество важных конкретных сведений. Но, самое главное, трудно и едва ли возможно было бы доказать, будто выводы о. Подскальского совсем уж не следуют из его материала. Если мы возьмем святоотеческое (и «паламитское») учение о познании Бога и о видении Духа святыми непосредственно — хотя бы в том объеме, в котором это учение изложил для нас выше о. Мейендорф, — то возникает «детский» вопрос, на который прямо, честно и цитируя святых отцов, живших из столетия в столетие, отвечает о. Подскальский, и который, в лучшем случае, замалчивается (так у о. Мейендорфа) или грубо извращается (см. ниже) у тех современных «паламитов», кого носит ветер экуменизма: могут ли святые — и не в одиночку, а многие и многие — ошибаться, говоря, что в таких–то сообществах, именующих себя христианскими, благодати Божией нет и Церкви нет? Могут ли они именно в данном вопросе из поколения в поколение обходиться без боговидения? О. Подскальский формулирует свой ответ в форме обвинений, но от этого суть не становится менее верной: абсолютная Истина не может не претендовать на абсолютную исключительность. Исторические обстоятельства или богословская терминология служат к прояснению границ между Церковью и не–Церковью, но граница эта существует объективно, независимо от того, насколько она ясна для внешнего наблюдателя. Для экуменистов протестантской закваски (вроде Болотова) все наблюдатели тут могут быть только внешними… Но не странно ли держаться того же мнения, будучи «паламитом»? И если притом ты сам не имеешь необходимого тут непосредственного боговидения, то не естественно ли обратиться к тем, кто его имел и имеет, — т. е. к святым отцам, а не к изучению истории? Итак, в «паламизм» можно верить или не верить, но в том и в другом случае нужно понимать, к каким выводам он ведет. К этому создает большое препятствие экуменическая ангажированность, в атмосфере которой происходило «патристическое возрождение». И поэтому приходится признать, что иезуит о. Подскальский не только как библиограф, но и как богослов в определенном отношении оказался хорошим, а то и лучшим специалистом по исихастской традиции.