Введение в философию - [95]

В известном смысле естествоиспытатель делает себя таким абстрактным чистым рассудком, и он должен поступать так, чтобы остаться верным своей задаче: чистому изображению причинных отношений. Только он не должен думать, что совершенство естествоиспытателя, как такового, выражающееся в полном отрешении от симпатий и антипатий, представляет собою также и совершенство человека, как такового. Для человека, как такового, способность воспринимать и понимать различия достоинств, способность различать и ощущать хорошее и дурное, красивое и некрасивое, великое и малое имеет существенное значение. Утрата этой способности была бы равнозначна утрате самой личности. Одна отвлеченность – рассудок – не делает человека.

Собственной формой изображения этого второго, эстетико-телеологического понимания действительности служат искусство и поэзия. Их настоящая роль состоит в том, что они, отмечая и усиливая известные черты, показывают и делают доступным пониманию значение естественного существа или духовно-исторического развития. В толковании ценности действительности состоит сущность и религии, и поэтому последняя теснейшим образом связана с искусством и поэзией, как это и показывает всюду антропология. Поэтически-религиозное толкование и научное объяснение образуют поэтому между собою противоположность, но не исключающую одним другое. Последнее обращается к рассудку оно хочет подвести действительность под общие понятия и формулы, не обращая внимания на субъективные различия ценности. Первое же обращается, напротив того, к стороне воли, к чувству, оно хочет привести к сознанию отношений ценности, сначала в человеческой жизни, а потом в действительности вообще; оно хочет показать цели и идеалы, которые как масштабы руководят суждением о ценностях, как мотивы управляют волей и как доставляющее счастье содержание преисполняют душу. Именно это-то различие задачи и указывает не на враждебную противоположность, а на мирное взаимное дополнение.

Мы соприкасаемся здесь с тем, что А. Ланге, в заключительной главе «Истории материализма», говорит о допустимом и неизбежном идеализировании действительности. Предполагается не то, чтобы выдумать себе что-нибудь и, так сказать, оболгать действительность. Искусство не видеть того, что есть, и видеть то, чего нет, как бы часто оно ни встречалось, – особенно же у политиков и законодателей, как государственных, так и церковных, – не может все-таки быть отнесено к числу человеческих совершенств. Напротив, для человека, поскольку он обладает не одной только головой, но и сердцем, является неизбежным, чтобы он относился к действительности, выбирая и оценивая, и затем в том, что он выбрал, видел бы существенное и собственно действительное. Так мы относимся к представлению о какой-нибудь личности; сердце подсказывает нам, что она такое собственно по ее истинному существу; так мы относимся к народу, так мы относимся к вещам вообще. Мы идеализируем их, предоставляя любви выбирать те черты, с помощью которых мы определяем их сущность. И эта сущность или внутренняя форма является нам, говоря вместе с Аристотелем, в то же время целью и движущей причиной возникновения и деятельности; движет же она, возбуждая стремление к себе (κινεί ως ερώμενον).

8. Пантеизм и душа мира

Мы возвращаемся теперь к поставленному выше вопросу: не объемлется ли в конце концов всякое стремление и хотение, как оно многообразно выступает перед нами в тысячах форм действительности, в единство одного существа и одной воли? Не отвечает ли единству физического мира во всеобщем взаимодействии единство внутренней жизни, в самодвижении и самоосуществлении которой заключена всякая отдельная жизнь и всякое стремление? Утвердительный ответ на этот вопрос дает миросозерцание идеалистического пантеизма. Я резюмирую его основные черты в нескольких формулах.

1. Действительность есть единое существо; отдельные вещи не имеют абсолютной самостоятельности, они имеют свое бытие и сущность во Bee-Едином, в ens realissimum et perfectissimum которого они составляют более или менее самостоятельные члены. Употребляя формулу Спинозы: действительность есть единая субстанция, вещи суть полагаемые в ней модификации ее сущности.

2. Сущность Bee-Единого обнаруживается перед нами, – насколько она вообще обнаруживается, – в обеих сторонах действительности, в природе и в истории. – По формуле Спинозы: субстанция развивается, понимаемая нами под двумя атрибутами, под атрибутом протяжения и атрибутом сознания. Каковое положение видоизменяется потом гносеологическим размышлением в том смысле, что духовный мир есть собственно и само по себе сущее, телесный же мир есть его явление и представление в нашей чувственно сти.

3. Всеобщее взаимодействие в телесном мире есть явление внутренней, эстетико-телеологической необходимости, в силу которой Bee-Единое раскрывает содержание своей сущности во множественности согласующихся между собою модификаций, космосе конкретных идей (монад, энтелехий). Эта внутренняя необходимость есть в то же время и абсолютная свобода или самоосуществление. У