Вулканы над нами - [75]

— Кто у тебя первый номер у пулемета?

— Что вы сказали, сэр?

— Повторять не буду. Ну, проснулся ты?

(Я возблагодарил бога, что солдаты не узнали меня, когда я проходил по пласа с Гретой, и не заметили мое более чем демократическое приветствие.)

— Так точно. Рядовой Мендес, сэр.

— Пускай вынет патронную ленту, прочистит ствол и начнет разборку.

Пускаться в рассуждения было бы губительным. Чем неожиданнее и даже бессмысленнее приказ офицера, тем больше шансов, что солдаты выполнят его беспрекословно. В существо приказа они не обязаны вникать, но малейшая неуверенность с моей стороны может вызвать у них подозрение. Капрал заколебался на какую — то долю секунды, и я тут же напал на него:

— Разборку пулемета проходили?

— Нет, сэр. Смею доложить, нас еще не обучали.

— Прискорбно, — сказал я. — Что ж, разберете, как сумеете.

Я пренебрежительно махнул рукой. Строгий офицер должен всегда находить поводы для не — довольства. Я подошел к пулемету, потрогал его со скучающим видом человека, которому давно уже надоели все пулеметы на свете, тревожно прислушиваясь в то же время, не вступают ли чиламы на пласа. Это был «браунинг», недавно снятый с вооружения в американской армии. Не тот ли самый это «браунинг», который мы захватили у виджилянтов в Джулапе? Пулемет был укреплен на массив — ной треноге, снабженной множеством сверкающих колесиков. Я пнул одно колесико носком ботинка, и оно закрутилось.

Солдаты стояли в нерешительности. Они медлили с выполнением приказа, и на мгновение меня охватила паника — вдруг мой замысел провалится?

— Начинайте со станка, — сказал я, импровизируя на ходу. — В параграфе втором уставной инструкции говорится: «Предварительно подперев ствол, выбиваете сцепляющие штифты». Кто из вас знает, где расположены сцепляющие штифты?

Я говорил тем унылым, поучающим голосом, рассчитанным на самого тупого слушателя, который почему-то находит признание в армии.

К великому своему облегчению, я увидел, как солдаты склонились над пулеметом и стали возиться с крыльчатыми гайками. Закрепляя победу, я с привередливым видом потер кончиком пальца еле заметное пятнышко на стволе и сказал, что со смазкой оружия у них обстоит плоховато. Потом отошел к противоположному парапету и стал глядеть на площадь, с удовольствием прислушиваясь к спорам солдат, разбиравших пулемет.

В этот решающий драматический момент я почему-то с удивительной ясностью разглядел расстилавшийся предо мной ничем не примечательный пейзаж. Я увидел, что новая штукатурка, которой были залеплены трещины от землетрясения на стене муниципального управления, гораздо светлее старой; что обложенный зеленой плиткой купол церкви Merced наклонился на сторону (сейчас над ним взвилась голубиная стая); я увидел, как скакнула вперед минутная стрелка на башенных часах; меня поразило изящество каменных скамей, стоявших по всей окружности пласа, их спинки в форме буквы «S» и двойные сиденья, расположенные так, что собеседники сидят друг к другу лицом.

Прямо передо мной, отделяя ратушу с классической сводчатой галереей по фасаду, от полицейских казарм, круто спускалась на пласа залитая ярким солнечным светом Калье Альмас.

Она была ограждена с обеих сторон обсаженной деревьями каменной стеной и соединяла пласа с расчищенным бульдозерами предместьем, где еще недавно стояла старая индейская деревня. И я увидел, как чиламы появились в самом конце Калье Альмас и стали постепенно заполнять улицу.

Я еще раньше приметил двенадцатикратный полевой бинокль, висевший на треноге пулемета. Сейчас я подошел и взял его, не упустив случая сделать начальственно-насмешливое замечание по адресу солдат, которые возились, укладывая разобранный пулемет в три переносных ящика. Наступление чиламов, когда я поглядел в бинокль, показалось мне грозным.

Оптический эффект многократного увеличения как бы укоротил перспективу: сто ярдов Калье Альмас стали десятью ярдами. Лавина индейцев, катившаяся по направлению к нам, в бинокль казалась составленной из множества неподвижных коричневых лиц, отстоящих от нас примерно на равном расстоянии и слегка подскакивавших, когда индейцы, невидимо для меня, ступали по неровным плитам мостовой. Они были устрашающе близки, но приближение их оставалось неуловимым. Сперва казалось, что толпа движется молча — чиламы больше не молились, — но немного погодя я услышал мягкий частый звук — шлепанье тысяч босых ног по камням. Когда чиламы достигли середины улицы, какое-то цветное пятно вдруг застлало мне почти все поле зрения. Я опустил бинокль и, к своему изумлению, увидел, что продавец прохладительных напитков завернул свою тележку на Калье Альмас и поднимается с ней навстречу толпе. Тут я вспомнил о добром обычае в Гвадалупе уступать этот немудрящий заработок слабоумным. Ярко размалеванная тележка продавца кока-кола катилась вверх по улице. Когда до переднего ряда чиламов оставалось всего несколько футов, продавец, видимо, почувствовал неладное и попытался свернуть в сторону. Я видел, как он изо всех сил нажимал на деревянную рукоятку, но чиламы уже подошли к нему вплотную. Тележку отнесло вбок, словно подхватило волной. Потом она перевернулась и завертелась, как в пене прибоя. Через мгновение ее не было видно —: сплошная стена индейцев продвигалась, как прежде, вперед.