Вулкан любви - [35]

– Ваш салун всегда переполнен пьяными, мистер Толботт. Но какое это имеет отношение к нам? – Саманта отступила к стене, подальше от этого разъяренного мужлана.

– Вы на самом деле ничего не понимаете? – Слоан обхватил ее за плечи, так что она не могла двинуться. – Мужчины полностью всем довольны, когда рядом нет ни одной женщины. Но стоит им только увидеть покачивание бедер или мельком взглянуть на ножки, как они впадают в безумие. Они станут убивать друг друга и не успокоятся, пока не истечет кровью последний, а потом проклянут вас, мисс Нили.

– Это едва ли не самая смехотворная мысль, которую вы когда-либо высказывали, мистер Толботт, а высказывались вы не однажды. Рудокопы нас понимают. Если один из них попробует сделать хотя бы одно неприличное замечание, другие – с нашего одобрения – вышвырнут его вон. Они будут вести себя как подобает, если смогут по достоинству оценить добрую пищу. Я думаю, что уже оценили.

Она смотрела на него в упор, и в ее широко раскрытых глазах не было ни капли страха. Волосы, собранные в пучок, лишь сильнее подчеркивали ее высокие скулы. Теперь уже три пуговки были расстегнуты у нее на платье, и она совершенно не понимала, о чем он говорит. Слоан подумал, что другой возможности ему не представится. Сейчас он либо убьет ее, либо поцелует.

И он поцеловал Саманту.

Глава 13

Потрясенная до глубины души, Саманта только вцепилась в стену, когда Слоан Толботт наклонил голову и приблизил к ней свои губы. Она не могла припомнить, чтобы кто-нибудь когда-нибудь посмел даже попытаться проделать с ней такое. Она не могла ни о чем думать, она просто старалась держаться прямо.

На улице было холодно, но губы ее горели. Она почувствовала, как он горяч, но ее касались лишь его губы. В душе девушка страстно желала большего, но ей трудно было справиться и с этим. Мужчина не отпускал ее, и рот его, казалось, раскален, как кратер вулкана.

Слоан наклонил голову ниже, чтобы почувствовать вкус ее губ. Саманте показалось, что он готов ее проглотить, как только что глотал цыплят и яблоки. Но странно, она вдруг поймала себя на том, что отвечает ему! Ее рот нерешительно вернул ему поцелуй, и она ощутила неизведанный доселе трепет, когда он стал требовательней. Теперь он прижался к ней всем телом и, казалось, требовал чего-то еще и еще, того, о чем она даже не догадывалась.

Его язык скользнул по ее губам, и девушка вся затрепетала. Он осторожно прикусил ее нижнюю губу, она тотчас приоткрыла рот. Стоило ему только проникнуть языком в глубину ее рта, как она вцепилась ему в рубашку, чтобы удержаться на ногах.

Стоять она не могла. Ей казалось, что она вот-вот расплавится прямо тут, у входа в дом. Она чувствовала его дыхание, ощущала вкус цыплят и вина у него на языке и прямо-таки задыхалась в его объятиях. Она никогда не испытывала ничего подобного и, не зная, как реагировать, лишь еще крепче вцепилась в его рубашку, одновременно поддаваясь этому натиску.

Он взял ее за плечи и притянул к себе, прижимаясь к ней всем телом, пока она не ощутила грудью пуговицы его куртки, а животом – твердый металл пряжки ремня. Ей казалось, что ее сейчас не станет. Он дышал ее дыханием, и она готова была умереть. И смерть эта была бы сладкой.

Дверь дома резко распахнулась, и они отпрянули друг от друга с такой быстротой, что Саманта чуть не упала. Слоан выругался, увидев какого-то карлика, который выливал через перила грязную воду. Мельком взглянув на Саманту, Толботт зашагал прочь.

Поставив таз на перила, Джек с интересом посмотрел на кузину:

– Это случайно был не Толботт?

– Нет, сам дьявол! Разве ты не видел, что у него сзади хвост? – Досадуя на себя и на Джека, Саманта взялась за ручку двери.

– Не злись. Я спросил только потому, что его ищут. Там, в салуне, похоже, стычка, и его зовут разнимать.

Именно это ей и хотелось услышать. Это был тот самый чертовски замечательный случай, который показывал, чего на самом деле стоили эти идиотские условия этого идиотского пари! Только Богу известно, чем оно оплачивалось. Быть может, счет уже предъявлен.

Когда она вошла в кухню, мать просто передала ей таз для мойки и сказала:

– Этот человек не умеет себя сдерживать. В следующий раз тебе лучше оставаться на кухне.

Хорошо. Можно не продолжать.

Часом позже, уже в постели, Саманта, лежа под одеялами, задумчиво облизывала губы и старалась убедить себя в том, что ничего особенного не произошло. Но она, не привыкшая обманывать других, еще меньше умела обманывать себя.

Слоан Толботт целовал ее. И не просто целовал. Она припомнила других мужчин и мальчиков, которые когда-либо приникали к ее губам. Нет, прилипали – или что-то в этом духе. Никакого сравнения! Слоан породил в ней нечто такое, что обжигало до колен. Вернее, до пяток, до кончиков пальцев. Он делал то, чего не делал никто, что вроде должно было быть отвратительным. Или что было бы отвратительным, попробуй это сделать кто-нибудь другой.

По-настоящему ужасным, скорее даже таящим угрозу, во всем этом было то, что ей понравилось!..

Но еще ужаснее – она даже всплакнула, зарывшись в подушку, – было желание, чтобы он повторил еще раз.