Вульгарность хризантем - [10]

Балагур и острослов друг-Петрович только после «пол-литра» испытывал легкие трудности с «лабиализированием» отдельных гласных и согласных.

Примечательно, что в едва уловимом промежутке между полулитром и семьюстами Алан начинал оказывать знаки внимания присутствующим на данный момент дамам.

Отрицая автономию дипломатической видимости, Петрович безжалостно «десублимировал» политические реалии. Проще говоря, для его утонченной души «гносеологические возможности рефлектирующей способности» не были механизмом сугубо интеллектуального созерцания «дипломатизируемой» действительности. Исходя из этого посыла Алан Петрович на нервной почве шел в народ, открыто и самозабвенно братался с окружающими, включая посольских дворников. Таким образом, в Снегире спекулятивный дух счастливо сочетался с духом практической деятельности!

Дипломатическое творчество Петровича началось в Латинской Америке, когда еще по-юношески робкий, но подающий большие надежды Снегирь прозорливо и своевременно проинформировал Центр, что «диктатор А. Самоса укрылся от восставших масс в бункере и усиленно, но бесперспективно оттягивает свой конец». Тогда же Алан Петрович выполнил первое политическое задание — обеспечил успешное свидание посольской суки Марты с одним из местных кобелей.

Впоследствии, как ни старался он не выделяться, деликатно «держать низкий профиль», меняя от страны к стране спутниц-муз, кочуя из одного дипломатического и, следовательно, литературного направления в другое, Петровича выдавал талант рассказчика матерных анекдотов, проще сказать — ясность содержания и чистота вычурной формы. Его стиль — махровое барокко, временами переходящее в политико-дипломатическое рококо с элементами старческого романтизма. Алан бил формой по содержанию… Что из этого получалось, знает только Центр, но даже избитое содержание порой впечатляло и доставляло эстетическое наслаждение.

Снегирев «педалировал» принятие документа; отстаивал «общепринятый здравый смысл»; уговаривал «давателей гуманитарной помощи» давать больше, а брать меньше; «купировал намерения канадцев» и не только их; «бил в фанфары»; возмущался тем, что «жертвами репрессий прежде всего становились активисты, а также юристы»; «проводил совещания с младшим дипломатическим составом в укромном месте на пляже». Будучи романтиком, утверждал, что «Судан под Америку не ляжет»; участвовал в «дискуссии по обсуждению»; слезно сообщал, что «российская таможня взяла добро»; призывал коллег «в работе быть менее аррогантными», т. е. пить, но знать меру; ходил, как по минному полю, по ближневосточным «переговорным трекам» (сколько там нашего брата полегло); обнаруживал в поле «истощенный уран». А еще поил водкой «верификаторов», чтобы те не «антагонизировали» сербов; «канализировал» усилия посольства; лечил «устойчивый маразм в Бурунди»; строго судил «геноцидников»; предотвращал «массовый уход беженцев» и, в принципе, решал «гвоздевые проблемы» российской внешней политики.

В этот вечер Алан Петрович вывел на бумаге первую, самую секретную и забойную фразу, от которой зависел читательский успех всего отчета: «В истекшем году, благодаря чудовищной концентрации сил и средств на важнейшем дипломатическом фронте — в Комиссии ООН по правам человека, в тяжелейшей борьбе мы с треском провалили антироссийскую резолюцию по ситуации в Чеченской Республике Российской Федерации. В ходе голосования комиссия подавляющим большинством в один голос отвергла попытки Запада диктовать России свою волю. Таким образом, в наших партнерских отношениях с Европейским союзом и США выявлен главный структурный порок сущностной деформации».

Тяпнув и крякнув по второму кругу, опытный дипломат прокомментировал сам себе этот ключевой тезис следующим парадоксальным образом: «Интересно, где бы была Российская Федерация со всеми ее субъектами, если бы Володька не вдул свазилендке за день до голосования? Ее восторженный голос все и решил! Получил же Володя всего лишь благодарность по министерству. Черная неблагодарность Родины! Филькина грамота в награду за сексуальный подвиг! Вот Леонидычу, тому повезло! Всю сессию из запоя не воскресал. Ожил только к голосованию, чтобы сказать твердое и решительное „нет“ антироссийским проискам, а получил как трезвый — грамоту министра. Африканцев мы, однако, по бесплатным лекарствам для спидоносцев не поддержали. Как теперь смотреть в глаза народов Африки, особенно этой женщины из Свазиленда? Центру должно быть стыдно».

Отчет был продолжен следующей недвусмысленной фразой: «Благодаря решающему вкладу России в текущем году успешно запущен термоядерный ускоритель элементарных частиц. На качественно новый уровень выведено сотрудничество российской академической науки с ведущими исследовательскими центрами Европы. Таким образом, человечество оказалось в двух шагах от раскрытия тайны антиматерии». Снегирь улыбнулся, лицо его озарило блаженство творческого подъема: «Могу понять, когда по пьяни одно из наших светил вышибло стеклянную дверь в гостинице. Прошел, задрыга, как сверхтяжелый элемент сквозь масло. С утра пожаловался на мигрень, но ни одной царапины. Но когда профессура, объединив усилия, пыталась изнасиловать горничную — это уже чересчур! Полиция права: ядерная физика бессильна перед лицом правосудия. К тому же сомневаюсь, что ученые смогут выгнать из антиматерии безалкогольную антиводку».