Вуаль лжи - [93]

Криспин повернул лицо к денежному мешочку, покатал желваки на челюсти.

— Хозяин… А почему вы за ней не пошли?

Криспин расслабился и тяжко вздохнул, подумав о своем возрасте. Протянул руку вперед, коснулся мешочка.

— Потому что не могу поспорить ни с единым ее словом.

— Но вы же сейчас не вельможа. Какая теперь разница, на ком жениться?

— Есть разница, Джек. Филиппа права. Для меня есть и всегда будет разница. Вуаль откинули, и я был вынужден заглянуть в самого себя. Не уверен, что увиденное радует.

— Разве человек не может измениться?

— Нет, Или… по меньшей мере на это уйдет очень много времени.

Наступило молчание. Криспин вспомнил про пергамент, поднялся, подошел к огню и, подцепив восковую печать ногтем, развернул письмо.

Его величество выразил удовлетворение, что его налоги вновь в сохранности. Имейте также в виду, что он в точности знает, кому обязан этим успехом. Не исключено, что король со временем перестанет гневаться. Наберитесь терпения, Криспин. В то же время советую вам пока что воздержаться от посещения двора. Храни вас Бог.

Подписи не имелось, однако Криспин узнал почерк Ланкастера. Он перечитал письмо еще раз.

Свободной рукой он извлек портрет Филиппы из кошеля. Положил его в ладонь, внимательно посмотрел на изображение. Затем перевел взгляд на очаг. На секунду в голову пришла мысль швырнуть миниатюру в огонь. Пусть канет в пламя, как и мандилион. Он-то думал, что, бросив ткань в огонь, сможет избавиться от всей правды. Однако, как выясняется, рано или поздно она тебя все равно настигнет.

Криспин взглянул на письмо, затем вновь на миниатюру, провел пальцем по золоченой рамке — и неторопливо убрал портрет обратно.

Послесловие

Почему я выбрала этот жанр: средневековый нуар?

Потому что речь здесь идет о темной, изнаночной стороне вещей, которая всегда меня привлекала. Повествование выполнено рубленой прозой и отрывистыми диалогами, то есть в стиле, характерном для таких мастеров, как Реймонд Чандлер, Дэшилл Хэммет и Дороти Хьюз. Их произведения обращены к иному срезу реальности, где царствуют ярко выраженные контрасты, резкий свет и глубокие тени, мужественные люди со своим кодексом чести. Разумеется, и женщины тоже. Вечно в опасности или вечно опасны.

Мне пришло в голову, что было бы неплохо поместить «крутого» детектива в средневековую среду, пусть даже до идеи, «частного сыска» оставались целые века. В то время как в области средневековой мистерии мы привыкли видеть множество монахов и монахинь, передо мной стояла задача предложить нечто иное. Мне хотелось привнести в этот жанр нечто более темное и колючее. В конце концов, речь идет о периоде истории, изобилующем интригами, пронизанном кодексом чести, таинственными делами и тусклым, мутноватым светом. Этот период словно взывает о детективе в духе скорее Сэма Спейда, нежели брата Кадфаэля.

К вопросу о реалиях: шериф Саймон Уинком действительно существовал в то время в Лондоне (да и разве можно выдумать такое имя?). Кроме того, я вовлекла злосчастного Криспина в политические неурядицы эпохи Ричарда II. Хотя история свидетельствует о нескольких — весьма немногочисленных — случаях реституции и лишения состояния людей рыцарского сословия, их отправляли либо на эшафот, либо в ссылку, а вовсе не ввергали в нищету, как это случилось с Криспином. Тот самый факт, что он лишился всего, что давало ему определение — я имею в виду богатство и общественный статус, — делает его любопытным и вызывающим сочувствие персонажем: король Ричард, по сути дела, его убивает, не прибегая к услугам палача. Ирония судьбы — добавлю я специально для интересующихся историей Англии — состоит в том, что в конечном итоге та же участь постигла и самого Ричарда. Семнадцать лет спустя его вынудили отречься от престола и впоследствии умертвили.

В самом ли деле Ричард был столь кровожаден в начале своего правления? История говорит нам «нет»; напротив, его считали хитроумным молодым человеком, который умело справился с восстанием Уота Тайлера. Лишь много позже он уступил голосу тщеславия и своих многочисленных фаворитов, которые склоняли его к пагубным решениям. Криспин, разумеется, видит мир глазами Ланкастер л, который оказал на его жизнь огромное влияние и был ему как отец. И, подобно недавним политическим событиям, когда за теми, кто держит бразды власти, слепо идут люди, невзирая на законы или мораль, мы видим, как лояльность в своей крайней форме способна сделать глупцом даже такого здравомыслящего человека, как Криспин. У меня нет сомнений, что по мере появления новых книг этого цикла Криспин осознает ошибочность своих воззрений, однако к тому моменту Ричард докажет, что наш герой во многом был все-таки прав.

Но вернемся к этой истории. Разумеется, в четырнадцатом столетии еще не существовало организации, которая известна нам под названием «коза ностра», однако в городах-государствах Италии властвовали герцоги и принцы, которые вполне подпадают под понятие «мафиозного главаря». Бернабо Висконти был безжалостным человеком, таким же жестоким, как и любой «крестный отец», постоянно враждуя с папой римским и такими городами-государствами, как Флоренция, Венеция и Савойя. Вместе с тем жестоких людей, как правило, все же настигает заслуженное возмездие, и Висконти получил свое… от собственного семейства. Он был брошен в темницу по приказу племянника и умер в заточении. Но своей ли смертью? Кто знает?