Вторжение в Персей - [111]

- Вы в это время творите? - спросил социолог.

- Не я творю, а мною движет что-то более сильное, чем я.

- Вы убегаете от моего вопроса. Я хочу знать, какие ощущения вы испытываете. Вам больно или, наоборот, приятно? Вас угнетает это или примиряет с моментом? Вы чувствуете себя утомленным?

- Я чувствую себя как сад. Деревья стоят десятки, а иногда и сотни лет. Вряд ли им хочется изменить свою позу, присесть или прилечь. Они стоят. Я тоже стою. Но в отличие от них я могу уйти. Сознание, что я не привязан к почве, тоже играет роль.

- Мы не понимаем друг друга, - сказал раздраженно социолог. - Вы убегаете от моего вопроса, от железной логики. Отдохните. Покурите. Минут десять посидите в полном покое, соберитесь с мыслями.

Социолог раскрыл блокнот и записал: «Гипертрофированная образность. Мысленное перебрасывание из одной ситуации в другую. Облакову присуще соощущение. Мир его представлений слишком предметен. Эйдетизм? Возможно, Облаков живет в странном промежутке между действительностью и мечтой».

Социолог вздохнул и закрыл блокнот.

7

Прошел всего-навсего год. Но в жизни Сида Николаевича Облакова и его жены Нины произошли большие перемены. Во-первых, Облаков перестал превращаться в сад. Понемногу разучился. А потом и совсем отвык. Во-вторых, он перестал вспоминать о двадцать первом столетии. Воспоминания его переместились в прошлое и стали напоминать старинный семейный альбом. Картины его и акварели уже не поражали Нину и ее знакомых своей необычайной свежестью и новизной. Они были выставлены на продажу в магазин худфонда на Невском и висят до сих пор, несмотря на очень умеренные цены.

Директор худфонда сказал Нине:

- Народ избаловался. Все требуют Петрова-Водкина или Тышлера. А где их взять? Обычной продукции у нас скопилось на несколько миллионов рублей. Картины вашего мужа - капля в этом затоваренном море.

Нине стало грустно. Но она ничего не сказала Облакову, когда вернулась домой.

Облаков мирно спал. Нина тихо, на цыпочках, чтобы не разбудить его, собрала пустые бутылки, сложила их в кошелку и пошла на пустырь, в будку бутылочника.

На скамейке грелся рассудительный пенсионер-старичок и пожилая надменная дама, бывшая красавица, заведующая театральным буфетом в отставке.

Бывшая красавица сказала старичку пенсионеру:

- Пустырь, да еще такой неуютный. Хоть бы деревья насадили, цветы. Давно об этом мечтаю.

- А что толку? - возразил пенсионер. - Нам все равно не дождаться, когда деревья вырастут. Слишком длинная это процедура.

Нина услышала горькие слова пенсионера, когда сдавала бутылки, и почему-то снова огорчилась. Не то ей было жалко старичка, что он не увидит сада, не то жаль себя за то, что ее жизнь с Облаковым, начавшись так необычно и сказочно, вдруг стала очень обыкновенной.

Вернувшись домой в свою комнату, Нина увидела, что Сид Николаевич уже встал и принялся за работу. Он уже давно писал картину из жизни начинающих волшебников, которые учились тому, как делать чудеса. Волшебники на картине выглядели довольно прозаично и почему-то имели сходство с тем сумрачным человеком из будки, который принимал пустые бутылки.

Нина осмелилась и спросила робко:

- Сид, почему твои волшебники имеют сходство с продавцом, который только что забраковал у меня две бутылки?

Она надеялась, что, отвечая, Облаков скажет: «Ты неправильно поставила свой вопрос».

Но Облаков давно уже перестал интересоваться логикой. Он ответил, позевывая:

- Я разучился работать без натуры. Я не доверяю фантазии. Фантазия может увести меня от жизни и завести бог знает куда.

- Но это же волшебники!

- Ну и что? От волшебников нет никакого проку. А тот человек в будке делает полезное и интересное дело - он принимает пустые бутылки.

Слова Облакова прозвучали логично, и Нина не нашла, что ему возразить.

- Сид, - спросила она тихо, - а ты не мог бы превратиться в сад, хотя бы на полчаса?

- Зачем?

- Мне очень хочется.

- Глупости. Пустая забава. Высказывать такие желания даже неэтично.

Нина обождала, пока Облаков вымыл кисть и положил ее сушить на подоконник. Потом они пошли в ресторан «Палуба» обедать.

Ресторан уже не походил на корабль и никуда не плыл, а, как и полагалось ресторану, стоял на месте. Скатерти уже не отличались чистотой и официантки подавали, не улыбаясь.

- Сид, - спросила тихо Нина, - ты, кажется, был у начальника паспортного стола в милиции.

- Да, - ответил он лениво.

- Зачем?

- Как зачем? Не могу же я ходить с паспортом, где написано, что я родился в две тысячи третьем году? Согласно моему документу меня еще нет. Где же тут логика?

- Но мне это очень нравилось, Сид, что ты родился в еще не наступившем веке. И мне было так хорошо, что ты умел превращаться в сад.

- Это было дико, Нина! Нелепо!

- Не знаю. Но когда ты превращался в сад, ты был другой и картины у тебя тоже были другие. Тебя как подменили.

8

Социолог пришел в этот раз без портфеля и без анкет. Он был очень взволнован.

- Сид Николаевич, - сказал социолог, не скрывая своей тревоги. - От вашей жены на днях я узнал, что вы перестали превращаться в сад?

- Перестал.

- Почему?

- Мое превращение или непревращение в сад уже самим фактом отрицает причинность. Оно алогично. Его нельзя объяснить с научных позиций вашего времени.