Вторжение в Империю - [17]

Императрица повторила вопрос, на этот раз – не шевеля губами. Молчание. Она прижала большие пальцы к безымянным – так производился вызов меню утилит «поверенного», если тот находился в состоянии синестезии. Уровень громкости голоса «поверенного» оставался нормальным, режим отключения не был задействован, все работало. Внутренняя диагностика не выявила никаких нарушений – кроме сердцебиения Императрицы, постоянный мониторинг которого осуществлял «поверенный». Частота пульса нарастала, а Дитя-императрица сидела с раскрытым ртом. Показатели перевалили за сто шестьдесят ударов в минуту. В такой ситуации возникали красные цифры, и «поверенный» всегда рекомендовал Императрице принять таблетку или наклеить пластырь.

Но сейчас «поверенный» упорно молчал.

– Где ты, проклятье? – проговорила Дитя-императрица вслух.

Сквозь символы на экране, наложившемся на ее поле зрения, Императрица увидела, что другие заложники и риксы обернулись и уставились на нее. Щеки Императрицы запылали, сердце в груди билось, как угодивший в ловушку зверек. Она пыталась усилием воли прогнать экран, но пальцы слишком сильно дрожали и не слушались.

Императрица попробовала улыбнуться. Она очень хорошо умела убеждать окружающих в том, что ей хорошо и удобно, невзирая на все, что с ней случилось за последние пятьдесят лет. В конце концов, она была сестрой Воскрешенного Императора, и созданный им симбиант поддерживал ее прекрасное здоровье. И он, и она были бессмертны. Но улыбка не удалась, даже ей самой она показалась неискренней. Во рту у Императрицы появился металлический привкус – будто она прикусила язык.

Скорее по привычке, нежели по нужде, Императрица протянула руку к стакану с водой. Поверенный непременно посоветовал бы ей попить воды.

Продолжая улыбаться, она коснулась стакана, и ее трясущиеся пальцы опрокинули его.

Старший помощник

В голове у Кэтри Хоббс неожиданно зашумело.

Она сложила пальцы в кодовую комбинацию, разделив контролируемые ею аудиоканалы по категориям источников. Когда Хоббс дежурила, ее слух улавливал всю деятельность на корабле, будто невод. Все звуки с тридцати двух палуб поступали по различным аудиоканалам прямо к ней в голову. Она парила между ними, лавировала, словно дух, посреди операционных центров звездолета. За последние несколько секунд она слышала болтовню десантников во время подготовки к полету, отрывистые фразы снайперов, державших на прицеле риксов в императорском дворце, ругательства пилотов, пытавшихся провести свои резервные микрокорабли в зал Совета. На борту «Рыси» Кэтри Хоббс славилась своим талантом по части подслушивания точно так же, как экзотической утопианской внешностью. Ни одного разговора нельзя было утаить от Кэтри. Прослушка была единственным реальным способом держать руку на пульсе всего, что происходило на звездолете в минуты повышенной боевой готовности.

Повинуясь жесту Кэтри, аудиопроисшествия последних нескольких секунд распались на отдельные визуальные аудиограммы с демонстрацией громкости и источника звука. За считанные мгновения худшие опасения Кэтри Хоббс подтвердились.

Резкий, бьющий по нервам звук донесся из зала Совета. Кэтри проиграла этот звук заново. Он прозвучал для нее раскатом грома.

– Мэм! – Это вышел на связь вахтенный офицер, непосредственно наблюдавший за ситуацией в зале. Ему тоже пришлось еще раз прослушать запись, чтобы поверить в случившееся. – Тут у нас…

– Я все слышала.

Хоббс обернулась к капитану. Он, восседавший за пультом управления, посмотрел на нее сверху вниз, и их взгляды встретились. На миг Хоббс лишилась дара речи, а капитан, глядя на нее, побледнел.

– Капитан, – с трудом выговорила Хоббс. – В зале Совета прозвучал выстрел.

Зай отвернулся и кивнул.

Десять лет назад (по имперскому абсолютному времени)

Капитан-лейтенант

Его парадная форма выползала из упаковки, будто походная колонна муравьев-кочевников.

Капитан-лейтенант Лаурент Зай с трудом удержался от того, чтобы поежиться, и переключил свет в номере отеля на полную яркость. Форма тут же среагировала на изменение освещенности и заблестела зеркальным серебром. По идее, это облачение должно было перестраиваться настолько быстро, чтобы в случае чего отразить луч лазера до того, как он сумел бы сжечь владельца. Форму можно было носить в боевых условиях. Теперь она стала похожа на капельки ртути, выстроившиеся наподобие человеческой фигуры. Уже лучше.

Но одежда продолжала двигаться. Ее крошечные элементы наползали друг на друга, ощупывая покрывало на кровати, и словно принюхивались, пытаясь определить, является ли это поверхность кожей Зая. Решив, что это вовсе не кожа, частички формы утратили к покрывалу интерес и начали перемещаться бесцельно – а может быть, все-таки с какой-то тайной целью. Вероятно, форменная одежда сохраняла силуэт в динамическом равновесии, достигавшемся за счет всех этих мизерных отклонений и столкновений.

«Как муравьи», – снова подумал Зай.

И решил больше не медлить и напялить на себя эту треклятую одежду.

Облачиться в форму можно было бы и более достойным образом, но Зай не слишком часто посещал торжественные мероприятия и потому не имел в этом деле большого опыта. Он отвернулся от кровати, сбросил халат и улегся спиной на извивавшуюся одежду. Повертел руками – и плечи оказались в соответствующих впадинах. Немного согнул ноги в коленях и подумал, что, наверное, стал похож на ангела с короткими крылышками, лежащего на снегу. А потом он закрыл глаза и старательно притворился, будто не чувствует, как части формы, теперь ставшие отчетливо и неприятно отдельными, налипают на его кожу.