Вторжение - [12]

Позднее, перебирая год за годом свою жизнь, он вдруг обнаружил, что стал в летах, и сам себя уже называл убежденным холостяком.

С годами люди делаются осторожными. Во всем. Даже в любви. Так и Петр - он убедил себя, что в его возрасте найти девушку по своему характеру трудно, почти невозможно. А встретилась Наталья, и он ощутил какую-то мучительную радость.

Раньше он редко ездил в родную деревню, а теперь зачастил чуть ли не каждый вечер. Зимняя дорога пролегала через Ивановку, вблизи от дома, в котором жила Наталья, но как ни велико было желание увидеть, не решался вызвать ее или самому зайти в дом. Это всегда, наверное, так: чем сильнее любишь, тем больше стесняешься, говорил он самому себе.

Потом Завьялов стал реже появляться в Ивановке, а если и приезжал, то старался подальше держаться от дома Натальи. "Чего я буду маячить перед окнами, как бельмо на глазу. Неудобно", - думал он и, помимо желания, вовсе перестал заезжать в Ивановку. Правда, окольный путь через заснеженное поле, по речке, скованной льдом, стал труднее, зато спокойнее.

Он уже не надеялся свидеться с Натальей, как однажды, стоя у билетной кассы районного Дома культуры, нежданно увидел ее. Одетая в шубку, она подошла к нему запросто и попросила:

- Возьмите, пожалуйста, и мне билет.

- Вам один? - спросил Завьялов и огляделся: нет ли кого с ней?

- Один, - промолвила Наталья, заметно краснея.

Горячим током прошлось по телу Завьялова волнение. Он только побаивался: поселок небольшой, чуть ли не каждый житель знает его в лицо, и - чего доброго - найдутся злые языки, пустят сплетни. "У нее же муж... Скандала не оберешься, - подумал он. - Лучше, пожалуй, взять билеты отдельно и сидеть на одном ряду, но порознь".

До начала сеанса оставалось мало времени, им не удалось обмолвиться и накоротке. Войдя в зал, капитан хотел было передать ей билет, но она спросила с легкой обидой:

- А вы?..

- Нет, я... Нам, простите, билеты достались разные, - сбивчиво проговорил Петр.

- Можно поменяться, - не глядя на Завьялова, сказала она и обратилась к старичку в пенсне.

- От лучшего никогда не отказываюсь, - заметил в шутку тот и поднялся.

Завьялов сидел, точно прикованный к стулу, в напряжении, не смея шевельнуться. Лишь один раз он как бы нечаянно прикоснулся к плечу Натальи. Она была так поглощена всем, что виделось на экране, что даже не ощутила прикосновения его руки.

Завьялов увидел, как сияют ее глаза, похоже, они горели в темноте.

...На экране что-то двигается, громыхает, как бы переносясь в зал. Война. Подобно туче, заполняют небо самолеты, лавиной движутся серые коробки танков, идет, рубит прусским шагом несметная орда солдат в касках... Все гремит, рокочет... И, глядя, как враг прорывается, зрители невольно тревожатся.

- Откуда такая напасть? Где же наши?

Но вот, словно по мановению магической силы, появляются русские. Из тайных ангаров вылетают навстречу врагу самолеты. Земля, некогда спокойная, волнуемая разливами хлебов, разверзлась и вынесла из своей утробы массу танков, которые несутся будто на крыльях, утюжат врага. Раздвигаются кусты, обнажая бетонные колпаки дотов. Бесчисленные цепи солдат вырастают на пути врага. И неприятельские солдаты опешили, они бегут, они сдаются в плен. Кажется, не прошло и дня, как война кончилась.

В зале восторженно говорили:

- А наши здорово им врезали!

- Не будут соваться в чужой огород!

Только старичок в пенсне глубоко вздохнул:

- Ох, что-то не то!.. Уж больно шибко!

На старика кто-то сердито цыкнул, и он умолк.

Из Дома культуры Петр и Наталья вышли вместе. В ушах не переставала греметь песня: "Если завтра война, если завтра в поход..."

- А старик-то, пожалуй, прав. Перехлестнули малость! - угрюмо проговорил Завьялов.

Наталья ответила не сразу. Она осторожно ступала, глядя перед собой на обледеневшую стежку.

- Вы не смеете так говорить, - возразила наконец она.

- Почему?

- Взяла-то наша. Мы победили.

- Так легко бывает только в кино, - ответил Петр. - А случись настоящая война, всем туго придется... Сам, своим горбом изведал.

- Воевали? Когда это успели?

- В финской кампании. Здорово доставалось. Коченели в снегах под обстрелом. Не знаю, как и спасся.

Вечер был морозный. Временами луна пряталась, словно от холода, в редких облаках. Наталья зябко ежилась, то и дело прикрывала щеки меховым воротником.

- Ой, надо же - замечталась! Куда мы идем? - спохватилась Наталья.

- Идем правильно, - успокоил Завьялов. - Я ведь один. Холостякую. Вот и... переночуешь, - добавил Петр, искоса взглянув на нее разгоревшимися глазами.

- К вам ночевать? Вы что, шутите?

- Нет, всерьез. Зачем же, глядя на ночь, тащиться такую даль?

- Вон сколько снегу намело, а все равно пойду.

- Опять свое! - недовольно махнул рукой Завьялов и, поняв, что ее не уговорить, добавил: - Ну, коль так... Сейчас выведу каурую и довезу.

Подошли к заиндевелым, подрагивающим на ветру деревьям. В окружении их стояло деревянное, на высоком каменном фундаменте здание военкомата. У парадного крыльца в неосвещенных окнах тускло поблескивали стекла, а когда вошли во двор, увидели: ближе к двери окно было залито светом. Завьялов попросил Наталью зайти в комнату, но она упрямилась, пока он не взял ее за руку и не сказал: