Вторжение, которого не было - [102]
В. Операция не может быть обеспечена от нападения английского флота. “Шарнхорст” и “Гнейзенау” в верфях, “Шеер” тоже. В распоряжении имеется лишь тяжелый крейсер “Хиппер”. Тяжелый крейсер “Принц Ойген” вступит в строй поздней осенью. Имеется всего лишь 4 эсминца, 3 миноносца и 48 подводных лодок. (...)
Е. Эффективность воздействия авиации на военно-морской флот, по-видимому, преувеличена.
3. Погрузка с открытого берега невозможна. Причина — баржи нельзя держать на якоре. При длительной стоянке у берега баржи сносит, а поскольку у них нет двойного дна, они дают течь...”
Вечером этого дня Браухич и Гальдер приходят к выводу, что “этой осенью военно-морской флот не сможет обеспечить нам условия для успешной высадки десанта в Англии” и начинают обсуждение альтернативных стратегических операций.
Хотя в дальнейшем фюрер попытается придать операции “Морской лев” дополнительный импульс, день 30 июля можно считать Моментом, когда основная ведущая войну инстанция — главное командование сухопутных сил — решило для себя, что с учетом позиции, занятой руководством “Кригсмарине”, высадки в Англии осенью (а тем более, летом) 1940 года не будет[540].[541]
Генерал Лоссберг (оперативный отдел ОКБ) о дезинформации противника при подготовке весенне-летней кампании 1940 года[542]
“В лагерь противника по различным каналам направлялось множество слухов. При этом не допускалось никакой грубой работы, которая могла вызвать подозрения. Вымысел перемешивался с правдой... Для этого использовались люди, ездившие в нейтральные страны. Некоторым из них давались специальные задания... За границей они разносили инспирированные сведения...По телефонным линиям, к которым подключился для прослушивания противник, велись “неосторожные разговоры...”. Так, многочисленными путями за несколько месяцев до наступления непрерывно распространялись в самых различных формах слухи о немецком “плане Шлиффена 1940 года”. Эти мероприятия действительно увенчались успехом”.[543]
Обмен посланиями между Б.Муссолини, У.Черчиллем и Ф.Рузвельтом относительно предстоящего вступления Италии в войну[544]
14 мая 1940 года. Б.Муссолини — Ф.Рузвельту:
“Я полностью понимаю мотивы, которые руководили Вами, и рассматриваю их как достойные чести и величайшего уважения. Однако Ваш реально-политический подход не учитывает две основные особенности нынешнего положения Италии, а именно: что Италия намерена остаться союзницей Германии и что Италия в период, когда решается будущее Европы, не может стоять в стороне”.
17 мая 1940 г. У. Черчилль — Б.Муссолини:
“После того, как я вступил в должность премьер-министра, мне хотелось бы обратиться к Вам как к руководителю итальянской нации с призывом достигнуть взаимопонимания и ликвидировать пропасть, которая все больше разъединяет нас. Неужели упущено время, чтобы остановить поток крови, проливаемой британским и итальянским народами? Конечно, мы можем уничтожить друг друга и окрасить Средиземное море нашей кровью. Если Вы и в самом деле полагаете, что так должно быть, пусть так и будет. Но я заявляю, что я никогда не был врагом итальянского народа, никогда внутренне не относился к нему враждебно и не намеревался повелевать Италией. Предсказывать исход великих сражений, которые начинаются сейчас в Европе, было бы праздным занятием, но я уверен, что бы ни случилось на континенте, Англия выстоит до конца, даже если она останется в одиночестве, как это не раз бывало раньше. Я твердо уверен, что Соединенные Штаты, весь американский континент будет оказывать нам помощь во все возрастающих масштабах.
Прошу Вас, поверьте мне, что я обращаюсь к Вам с этим торжественным призывом, который войдет в анналы истории, не из чувства слабости или страха. Из всех христианских заповедей значение сейчас имеет лишь одна: чтобы наследники латинской и христианской цивилизации не вступали в смертельную схватку друг с другом. Я заклинаю Вас во имя чести, прислушайтесь к[545] голосу разума, пока не прозвучал сигнал ужаса. Но с нашей стороны он никогда не прозвучит”.
18 мая 1940 г. Б.Муссолини — У.Черчиллю:
“Отвечая на послание, которое Вы мне направили, мне хотелось бы сказать о том, что Вам, вероятно, известны веские причины исторического и объективного характера, которые привели наши страны в противоположные лагеря. Не углубляясь в историю, напомню Вам предпринятую по инициативе Вашего правительства в 1935 году в Женеве кампанию санкций против Италии, когда мы намеревались осуществить контроль над небольшой территорией в Африке, не ущемляя и не узурпируя при этом Ваших или чьих-либо других интересов и территории. Я напомню Вам далее о состоянии настоящего рабства, в котором пребывает Италия в собственном море. Поскольку Ваше правительство — выражаясь Вашими же словами — объявило войну Германии, Вы поймете, что те же чувства и уважение принятых на себя обязательств, вытекающих из германо-итальянского договора, определяют и будут определять позицию Италию в отношении любых событий”.
