Вторжение - [29]

Следующий бой прошел для меня как в тумане. Я смотрела и… не видела. Я слышала возбужденный гул, когда тело противника Вилдора опало на землю и осталось лежать там, и… не осознавала этого, равнодушно отменив мелькнувшую в голове мысль о том, что милость моего гостеприимного хозяина закончилась на его сыне.

И я не испытала никаких чувств, когда еще дважды услышала троекратное: "Да', - которые еще продолжали звучать в моих ушах, в то время, как те, кто их произнес, уже отдавали свои души Хаосу.

Мой мир сузился до меня самой и дикой тоски, что жгучим пламенем в пепел спалила мое сердце.

Я, не сказав ни слова, подала руку поднявшемуся ко мне Вилдору, и спустилась с ним на арену. Не замечая, как скользящий по земле край моего платья окрашивается в цвет пролившейся здесь крови. Я гордо держала голову, пока Маргилу от имени Совета поздравлял своего Правителя с победами, подтвердившими его право называть меня своей невестой. И я не сопротивлялась, когда он, сжав своей ладонью кинжал в моей, четырьмя резкими движениями вычеркнул имена своих противников из вывешенного здесь же списка желающих бросить ему вызов.

Очнулась я лишь в своих покоях, когда Айлас пытался напоить меня резко пахнущим горьковатым настоем.

Очнулась, но… не для того, чтобы жить. Потому что этого слова для меня больше не существовало.

— Я хочу побыть одна. У озера. — Мой голос не дрогнул, а взгляд был лишь чуточку усталым, не выдавая того, что я уже умерла.

— Ялтар Вилдор просил напомнить, что Ваша тренировка начнется сразу, как только он вернется с Совета. — В глазах Айласа жило сочувствие, но… оно больше не ранило.

— Я не заставлю его себя ждать. — Не улыбнулась, а только наметила я улыбку, скрываясь за дверью спальни.

Ритуальное платье, обагренное кровью посмевших попытаться отобрать у Вилдора его добычу, так и осталось лежать на пушистом ковре, когда я, переодевшись в более привычный мне наряд, вернулась в гостиную.

Взгляд Сэнара скользнул на кинжал в ножнах, подаренный мне Вилдором, который никто так и не выразил стремления у меня отобрать после неудавшегося побега. Но, вопреки моим опасениям, мой тер не потребовал оставить его здесь. Похоже, мысль о том, что эта игрушка может представлять какую-либо опасность, даже не родилась в его голове. Впрочем, после того, что я услышала в амфитеатре, удивляться этому не стоило.

А вот в глазах командира охраны, что пристроилась к нам в коридоре, можно было заметить вопрос, который тут же растаял, как только моей тер кивнул головой, словно подтверждая, что носить эту вещь я имею право.

Сэнар не стал укорачивать наш путь, хотя я и ожидала чего-то подобного. А я не стала настаивать: когда решение принято, время перестает иметь смысл. Впрочем, все остальное — тоже.

Мое сердце билось ровно и умиротворенно, принимая мою решимость и укрепляя веру в то, что другого выхода у меня просто нет. Утверждая в том, что мой выбор — это выбор между смертью и бесчестьем. Между небытием и той мной, что больше не могла бороться. И не потому, что сил на борьбу больше не было.

У этой борьбы не было победы. Как у тех, чья кровь застыла на подоле моего платья.

Сэнар привел меня туда, где мы были с Вилдором в тот день, когда я впервые посетила резиденцию Правителя Дарианы. На мою просьбу остаться наверху, молча отступил назад, позволяя мне пройти мимо него и сделать первый шаг по лестнице вниз, к искрящемуся под лучами солнца зеркалу озера.

Это трудно было объяснить, но мне было легко и беззаботно. Я больше не чувствовала тревоги. Ни в себе, ни в том, что казалось со мной единым. И то, что мое лицо прочерчивают влажные дорожки я ощутила лишь тогда, когда губы отозвались соленым привкусом, от застывшей на них слезинке. Но это были не слезы боли. Это были слезы освобождения.

Перед глазами мелькнуло давно забывшееся воспоминание — наш разговор с Олейором о Чести и Долге, начавшийся шутливо и закончившийся весьма странной фразой, объяснять которую он мне отказался. Сказав, что если, не дай стихии, мне придется стоять перед самым страшным выбором, я сумею понять то, что он хотел мне сказать.

— Я смогу простить тебе все, что ты сама сможешь простить себе.

И теперь я ее понимала. И… не винила себя за то, что собиралась сделать.

Я спустилась на последнюю ступеньку, позволяя накатывающим волнам шуршать у своих ног и замерла, впитывая в себя царившую вокруг меня гармонию.

В том, чего касался мой взгляд, не было искореженных смертоносными лезвиями тел. В плеске воды, в криках птиц не было боли и ужаса. В воздухе разливался тонкий аромат, ничем не напоминая смрад гари и сладкий запах крови.

Но все это было в том видении, что стояло перед моими глазами. И это видение было ярким и четким. И я знала, что если я не уйду сейчас, Вилдор заставит меня увидеть все это наяву.

Как знала и то, зачем ему нужны были эти десять дней до вторжения. Все было просто и страшно…. Для меня.

Эти десять дней нужны были ему лишь для того, чтобы сломить мою волю и сделать то, чего он хотел добиться от моего прадеда. И это было единственное, чего я не могла допустить.

Я не стала поднимать щиты — это могло привлечь ненужное мне сейчас внимание. Я не стала вынимать кинжал из ножен — Сэнар вряд ли бы допустил, чтобы его лезвие коснулось моего тела.