Второй встречный (короткая версия) - [24]

— Трауте! Но как же так можно?! Сама пойдешь в простом платье. А такие дорогие ткани просто положишь в сундук?

— И положу. Хельге, ну сама посуди, я не знаю, куда мы едем, я не знаю, что мы там застанем. Я знаю, что поместье давно без хозяина. Может, там и дома никакого нет. Не буду я сейчас этот шелк резать, может, еще продавать придется.

— Не вздумай! Такая красота! Слу-ушай. А чего тебе твой Арвид не расскажет, как долго вам ехать и куда.

— Вот и госпожа фон Хагедорн тоже советует жениха поспрашивать. — Согласилась я. — Только, Хельге, нам и поговорить в последние дни толком некогда.

— Что, совсем-совсем? — Сделала большие глаза племяница. — А как же ты с ним собираешься, ну… после свадьбы?

— Хельге! — Я покраснела. Хоть Хельге и была давно замужней женщиной, но, все-таки, оставалась моей племянницей, и говорить о таком с ней было стыдно.

— Что, Хельге?!

— Ничего. Будем как все. Как ты с Якобом, например.

— Так ведь мы с Якобом с детства знакомы, хоть и не страдали особо друг по другу. А тут другое. Ой, Трауте… Знаешь, бросай-ка ты сегодня все и поговори по-человечески со своим Арвидом. А то так и поженитесь, словно чужие.

— Но, Хельге, мы же с твоей свекровью собирались…

— А свекрови я скажу, что тебя жених позвал.

— Все равно, мне неловко пользоваться ее добротой. И потом, Арвид сечас с господином бургманом.

— Не переживай, свекрвь всегда знает, что делает. Забирай жениха и идите прогуляться, вон они, как раз, во дворе стоят. Видно, никак не дождутся, пока мы тут наговоримся.

— Тогда извинись за меня, и перед матерью тоже. Ладно?

Еще раз погладив рукой подарок (жаль будет, если все-таки придется его продать), я поспешила во двор. Арвид и господин бургман действительно уже стояли там, беседуя о пустяках.

— О, Траутхен! — Обрадовался мне господин бургман. — Неужели наши дамы тебя отпустили?

— Сбежала я, господин фон Хагедорн. — Мне вдруг стало смешно: мне двадцать пять лет, я — старая дева, у меня даже внучатые племянницы уже есть, а я тайком сбегаю из дома, чтобы всего лишь поговорить с собственным женихом. — Отпустите со мной Арвида? Я бы ему письмо от господина барона показала.

— Письмо, говоришь? От самого барона? — В глазах бургмана заплясали смешники. — Ну, идите, почитайте, что там родстенники пишут.

А когда мы, откланявшись, уже направлиялись в сторону ворот, нам вслед донеслось нарочито приглушенное: „Шли бы вы к излучине Ауе! Там, в лозняках, читать удобнее будет.“ — И раскатистый смех господина бургмана. От его намеков я покраснела, а Арвид подмигнул и сказал.

— Знаешь, Трауте, а давай действительно пойдем к реке. Я же водник, мне у воды посидеть — в удовольствие. Да и почтенные фру, следящие за каждым моим шагом, уже порядком утомили.

— Если мы сейчас, среди дня, пойдем в сторону реки, они тебя утомят еще больше. Будут даже до нужного места сопровождать, чтобы убедиться, что ты — порядочный рыцарь и ничего плохого не затеваешь. — Поддела его я.

— Дорогая моя невеста! — Арвид принял подначку легко. — Ты считаешь, что эти дамы будут чувствовать себя лучше, если мы не пойдем в сторону реки сейчас, а подождем до ночи?

Я попыталась сделать страшные глаза, чтобы приструнить шутника, но получилось еще смешнее. Наверное, так сказывалось напряжение последних дней, когда моя привычная жизнь вдруг перевернулась с ног на голову. Так, перешучиваясь, мы вышли из поселения и пошли в сторону Ауе.

— Ты и правда хотела показать письмо от сестры, или это был просто повод, чтобы вырваться из дома? — спросил меня Арвид, когда случайные прохожие уже не могли слышать наш разговор.

— И то, и другое. — Ответила я. — Только сестра мне ничего не писала. От нее вообще нет никаких вестей с того дня, как приезжала за дочкой.

— Даже так? — В голосе Арвида не было особого удивления. Думаю, он прекрасно знал, что в семьях всякое бывает, к тому же, Арвид и его родные уже успели познакомиться с нашей семьей. А уж что они о нас наслушались, я даже представить себе боюсь.

— Даже так. Я плохо помню, как Анну замуж выдавали. Но потом, когда родня мужа ее из дома выставила, считай, в чем была, ей у нас несладко жилось. Хутор наш ты сам видел: хозяйство небольшое, народу много. Ирмгард завидовала, что Анна замужем побывала, а к ней никто даже не сватался. Агнесс злилась, что на Анну с дочкой уходят деньги, которые надо было бы вложить в хозяйство… У них с братом уже тогда четверо детей было, и всех надо обеспечить.

— Поэтому она предпочла забыть вас, как страшный сон?

— Да, наверное, именно так она нас и вспоминает, если вспоминает. Дочка ее, Гота (это Агата по-нашему), та с племянницей моей переписывается. Не с той, что ты на хуторе видел, а с младшей невесткой господина бургмана. И то, писать она начала после того, как Хельге написала ей, попросила помочь им содержать мать.

— И хорошо помогла?

— Да не знаю даже, как сказать. По меркам нашей околицы, так просто роскошно. Хельге с мужем сразу несколько хороших овец прикупили, а до этого почти год на одну породистую копили. Но тебе, наверное, после королевской службы это покажется мелочью.

— Ну, ладно, сестра на вас обижена, может, и за дело. Но подарки же кто-то прислал? Тоже племянница?