Второй сын - [62]

Гисла вскочила, но Хёд не двигался, вслушиваясь.

– Она послала Дагмара поискать тебя в погребе.

Гисла повернулась к лазу, перепугавшись, что в любую минуту оттуда, выкликая ее имя, может выйти страж короля.

– Тебя не должны видеть со мной, – предупредила она, и страх за Хёда волной захлестнул ее. Она боялась за него гораздо больше, чем за себя. Как же глупо она себя вела. – Король тебя убьет.

– Не бойся, Гисла. Я лишь слепец. Меня никто не замечает.

– Но я заметила.

– Да… Я сразу почувствовал, что ты меня увидела.

– Ты приложил руку к сердцу, – прошептала она.

Он кивнул, и по его лицу разлилось прежде не виданное ею выражение.

– Мы увидимся завтра? – с тоской шепнула она. Ей было страшно.

– И завтра, и послезавтра, и послепослезавтра. Мы пробудем здесь всю неделю. Я буду участвовать в соревновании лучников и собираюсь выиграть.

– Как ты увидишь мишень?

– Я ее не увижу. Услышу.

– Как ты ее услышишь?

Он расплылся в улыбке:

– Арвин встанет рядом с мишенью. Я буду стрелять левее.

* * *

Он слышал пение Гислы – не в голове, а собственными ушами. И все же… это не приносило ему радости. Он за нее боялся. Она вернулась в храм по туннелю, и, прежде чем он, обогнув стену, миновал ворота, не запиравшиеся на протяжении всего турнира, и вновь вышел на площадь, ее уже увели в замок. Она с легкостью соврала искавшей ее женщине – Тени, – что заснула на скамье в святилище, где было прохладно и тихо. При виде Гислы Тень испытала такое облегчение, что не стала задавать вопросов.

Было уже совсем поздно, но ее задержали надолго, и ее голос парил, выводя мелодии, в которых не было слов – а если и были, то Гисла их не произносила. Он знал, что она поет для одного человека и что все прочие обитатели Храмовой горы не слышат ее так, как слышит он. Он бы услышал ее даже со склона горы, услышал бы, как колотится ее сердце, как танцует голос; и все же он подошел к самым стенам замка, подобрался как можно ближе и слушал, пока она не умолкла. Допев, она не двинулась с места и выждала, убеждаясь, что король взаправду заснул. Сердце у нее успокоилось, и Хёд услышал, как ее маленькие ступни зашелестели по деревянным полам, выскочили из зала в коридор, сбежали вниз по лестнице, в гулкую, словно пещера, переднюю.

Два стража провели ее через пустую, мощенную булыжником площадь: ее шаги теперь слышались в обрамлении их более широких, тяжелых шагов. Дверь в храм со скрипом раскрылась и захлопнулась у нее за спиной, а двое стражей, тихо переговариваясь друг с другом, вернулись обратно в замок. Шлеп, шлеп, шлеп, шлеп.

– В полнолуние король без нее не засыпает, – пробормотал один страж. – Я это давно подметил.

– Он не засыпает без нее… но и с ней спать тоже не может, – хмыкнул другой. – Лотгар и другие ярлы этого не потерпят.

– Он король. И будет делать все, что захочет.

– Как же, как же. Но лучше бы ему поостеречься. Сейлок теперь все равно что бочка с порохом.

– Он не может взять в жены одну из дочерей. Если он так поступит…

– …то Сейлок рухнет.

– Плотина не выдержит. Либо они не достанутся никому, даже королю, либо пусть достаются всем.

– Но тогда и другим дочерям несдобровать. Не только дочерям кланов… но и обычным женщинам. Он ходит по очень тонкой грани.

– Все мы по ней ходим.

– В деревне есть тринадцать дев, все на выданье…

– Уродливее их я еще никого не видал.

– …а повидал ты многих.

Критически настроенный страж позволил себе усмехнуться.

– Как бы уродливы они ни были, мужей они выберут сами.

– И нас они не выберут, хоть мы и служим королю.

– Нет… все хотят выйти за мужчин из кланов. Обе мои сестры выбрали воинов из кланов, хоть и не любили их.

– Лишь ради защиты?

– Конечно. Одна уехала в Йоран, другая в Долфис. Отец был рад их сбыть. Тяжело каждый день держать волков на привязи. За обеих ему дали хороший выкуп.

Двое стражей прошли через площадь обратно к замку, не обратив на Хёда внимания. Обычно он подмечал сбившееся дыхание или всплеск горячей крови – знак того, что его заметили, – но стражи верили, что в предрассветный час на площади никого нет.

К нему приближалась горстка выпивших воинов. По тому, как их голоса словно подлетали на каждом слове, он решил, что они из Адьяра, но языки у них заплетались, а ноги ступали нетвердо, и они, как и стражи, тоже не обратили на него никакого внимания.

Он выслушивал Гислу, надеясь, что она вновь его позовет, но она, скорее всего, боялась… или слишком устала… и потому молчала. Он несколько раз обошел гору по кругу, шагал вдоль стены, переходя из лагеря в лагерь, петляя между собравшихся на турнир воинов кланов и участников состязаний, пока все вокруг мирно спали. Он отмерял расстояния и оценивал опасности, запоминал рельеф, звуки и запахи, встречавшие его на каждом шагу. Так он делал в каждом новом для себя месте. Люди и животные создавали разные трудности. Передвигаться в горах было сложнее, чем на равнине. Ветер искажал запахи, а дождь мог в одно мгновение до неузнаваемости изменить почву. Он был способен – более чем способен – преодолеть любые препятствия благодаря собственным инстинктам и опыту: он вслушивался, изучал, менял свой маршрут, но все равно всегда заранее исследовал окружавшую его территорию и никогда не забывал, что он не всесилен.