Второй Шанс - [123]
Ярость просто захлестнула меня. С трудом сдерживаясь, чтобы не прибить лежащего журналиста, я наклонился, схватил его за грудки, поднял на ноги и встряхнул. Взгляд его плавал, будучи не в состоянии сфокусироваться. Стоило мне его лишь слегка толкнуть, как он снова сел на землю, привалившись спиной к чьему-то обелиску. Я припал на колено рядом, дожидаясь, пока он хоть немного придет в себя. Тарасов, похоже, оклемался, попытался тряхнуть головой, зашипел, поморщился от боли и уставился на меня злыми, ненавидящими глазами. Он также меня сразу узнал — удобно иногда быть известным.
— Та чего, вообще рехнулся? Да я тебя…
Я не стал слушать его угроз и влепил ему оплеуху. Хотелось ударить от души, но затылок его был прижат к граниту, так что сильный удар в лицо вполне мог стоить ему и жизни. Впрочем, пощечина, нанесенная моей ладонью, также была весомым аргументом. Тарасов завалился на правый бок и испуганно поднял левую руку, закрывая голову. Я снова усадил его, врезал на этот раз по правой щеке и потом встал. Отойдя на пару шагов, я перевел дыхание. Нужно было успокоиться, а то я и в самом деле мог его сейчас забить до смерти.
Около минуты мы оба молчали, не сводя друг с друга глаз. Журналист не отрывал ладоней от лица, прикрывая горящие щеки и сквозь пальцы следил за мной. Я решил первым нарушить молчание:
— Ты что творишь, Коля? Какого рожна тебя сюда черти принесли?
— А сам-то ты что здесь делаешь? — огрызнулся Тарасов. — Отвали.
— Поговори мне еще. Тебе, я вижу, нравится от зеков по морде получать. Ты учти — здесь охранников нет, некому будет тебя спасти. Виктор тебя в свое время не добил, но это сделать никогда не поздно.
— Чего привязался? — мгновенно сник Николай.
— Я привязался? — изумленно выдохнул я. — Ты его и после смерти не можешь оставить в покое? Скотина мстительная!
— Да что ты понимаешь! Он же мне всю жизнь испортил!
Произнесено это было с таким отчаянием и такой запредельной обидой, что я просто опешил. Я стоял и не знал, что ответить. Этот дурень рассматривал всю упорную, отчаянную борьбу Виктора за жизнь исключительно в свете аферы, призванной лишить самого Тарасова статуса и престижа.
— Коля, очнись! А тебе не кажется, что это наоборот ты ему последние месяцы жизни испортил? Думал, тебе вот так запросто можно повышать рейтинги, спекулируя на цене человеческой жизни?
— Я деятель шоу-бизнеса!
Это было сказано с таким пафосом, что язык сам собой отказывался что-то возражать. Эти слова как будто открыли какой-то клапан, через который вся моя злость испарилась, изгнанная нелепостью аргумента. Что на это можно было ответить? Все же я собрался с мыслями.
— Тарасов, ты в своем уме? Ты что, рассматриваешь свою профессию как некую… — Я взмахнул рукой, пытаясь подобрать наиболее верное слово. — Индульгенцию, которая оправдывает любой поступок? Думаешь, деятелю шоу-бизнеса все можно? Разрешено не соблюдать никаких моральных норм, позволено совершать любую необдуманную, или же наоборот, тщательно выверенную жестокость? Ты в следующий раз девушку изнасилуешь в прямом эфире, стремясь придать очередному шоу более скандальный оттенок. Если же тебя станут в этом обвинять, ты недоуменно заявишь: «Ну я же деятель шоу-бизнеса!», искренне полагая, что такое оправдание вполне тебя извиняет. С чего ты вообще взял, что на казни можно спекулировать? Все это шоу было абсолютно жуткой пародией на человеческую жизнь, оно было специальной призмой, призванной исказить реальность, показать самые темные стороны наших характеров.
Я слегка увлекся, распинаясь перед Тарасовым. Похоже, только здесь и сейчас меня прорвало и захотелось высказать все то, что так долго нагнетало давление в моей душе. Журналист перебил:
— Ну уж ты на шоу точно жаловаться не можешь. Тебе оно принесло свободу. Если ты такой чистоплюй, то откажись от воли, вернись на зону и доматывай свой срок. Ну, что молчишь?
— Этим уже ничего не изменишь, — покачал головой я.
На самом деле, если бы я мог обменять свою свободу на жизнь Виктора и разум Сереги, то я бы согласился. Но говорить об этом Тарасову я не собирался. Легко ли будет ему в это поверить?
— Ты совершил небывалый подвиг, вырвавшись из тюрьмы, преодолел для этого тяжелые испытания, стал любимцем тысяч людей и навсегда вошел в историю. И все это тебе удалось лишь благодаря тому, что существуем такие люди, как мы.
Тарасов говорил искренне, с таким энтузиазмом, что мне стало не по себе. Все это звучало как вступление к какому-то рекламному ролику, призванному воспламенить сердца слушателей и направить их в нужную для говорившего сторону. Тарасов, похоже, пытался задействовать чары своего ораторского искусства, чтобы заставить меня поменять мнение. Увидев, как я снова угрожающе придвинулся к нему, он оборвал свой монолог и поспешно закончил.
— А ты еще и драться полез.
Последняя фраза прозвучала с искренней обидой, как будто я выказал какую-то немыслимую черную неблагодарность к своему благодетелю, которому был обязан решительно всем.
— Тарасов, ты даже не представляешь, как я рад, что хотя бы одна из гиен, крутившихся возле Виктора, обожглась, вместо того, чтобы извлечь выгоду из его смерти.
Ацтеки и майя верили, что из-за гнева богов гибель уже четыре раза постигала человечество. Они считали, что живут во время Пятого Солнца. И даже мудрейшие не могли предсказать, когда закончится эта эпоха. Но теперь их цивилизации грозил не мор или наводнение, а вторжение белолицых завоевателей… Скука толкнула молодого испанца Фернана Гонсалеса отправиться в недавно открытый Новый Свет. Там, оказавшись в диких, как полагали европейцы, землях, он обнаружит невероятную цивилизацию индейцев майя. Их города и окружающие джунгли полны чудес и опасностей.
Я почти ничего о себе не помню, Меня хотели избавить от всех внутренних органов, а остатки завернуть в зачарованные бинты из моей же кожи. Большая часть уровней потеряна. А еще есть проблема с душой, которая ныне принадлежит своему законному владельцу только частично. Поводов для злости и отчаяния более чем достаточно, но архимаги бывшими не бывают, а значит я обязательно воздам по заслугам всем своим обидчикам, ведь при мне мой самый главный инструмент — разум! А я архимаг! Ну, мне так говорили…
В Центре Исследования Аномалий, в одной из комнат, никогда не горит свет. Профессор Вяземский знает, что скрывается за ее дверями. И знает, как мало времени осталось у человечества. Удастся ли ему найти способ остановить аномалии, прежде чем они поглотят планету? И как быть, если спасти мир можно только переступив законы человечности?
«Взяла Красная шапочка корзинку пирожков и понесла ее … бла-бла-бла» — в корне неверная история. Я типа Красная Шапочка, только вот не ношу я шапок, тем более красных. Предпочитаю туфельки или сапоги ярко-красного, почти алого цвета. И нет у меня бабушки. А в тот лес я хожу совсем по другой причине. Я — Страж Леса, охраняющий секрет, таящий в себе проклятие и обреченных оборотней, утративших человеческий облик.
Разорвав политическую помолвку, король Вайнор бежит из враждебного государства. Верные слуги и телохранительница делают все, чтобы доставить сюзерена на родную землю. Но что ожидает его на родине? Готов ли сам король к ненависти и предательству тех, кому доверял? Где найдет союзников и что поймет в нелегкой борьбе с самим собой? А главное – сможет ли уберечь женщину, ставшую для него всем?
После неудавшегося Апокалипсиса и изгнания в Ад Сатана забирает с собою Кроули, дабы примерно его наказать — так, как это умеют делать в Аду, — а Азирафаэль не собирается с этим мириться и повышает голос на Господа. Рейтинг за травмы и медицинские манипуляции. Примечание 1: частичное AU относительно финала событий на авиабазе. Примечание 2: частичное AU относительно настоящих причин некоторых канонных событий. Примечание 3: Господь, Она же Всевышний, в этой Вселенной женского рода, а Смерть — мужского.