Второй шанс - [94]

– Я больше не хочу с этим справляться, мам. – Голос Лидии стал высоким и тонким, почти как у маленькой девочки. – Я так долго притворялась и устала от этого. Может, если бы я не притворялась, все было бы в порядке. Хотя, наверное, нет. Аврил никогда бы меня не полюбила. Это все, о чем я думаю, снова и снова.

Лидия опустила голову. Одинокая слеза скатилась у нее по щеке и упала в пустоту.

– Даже если бы я не солгала, – сказала она, – я бы все равно ее потеряла. Я бы потеряла ее в любом случае. Но сейчас я потеряла ее окончательно и навсегда.

– Лидия…

– Не говори это, – прервала Лидия, так резко повернув голову к Джо, что та вытянула левую руку, испугавшись, что дочь сорвется с уступа. – Не говори, что все будет в порядке. Так не будет. Я все испортила! Ты не понимаешь. Ничего больше не будет в порядке!

– Я собиралась сказать, – мягко ответила Джо, – что потеряла любимого человека. Несколько человек. И я понимаю, как это. Возможно, я не чувствую это точно так же, как ты, но я понимаю. Ты чувствуешь… особенно сначала… ты чувствуешь, будто ничего не осталось. Ничего хорошего в этом мире.

– Ты собираешься сказать, что в нем есть хорошее. Ты всегда так говоришь.

«Да, например ты». Джо прикусила язык. Лидия запретила ей говорить, что все будет в порядке. Ее дочери сейчас не нужен был оптимизм. Ей не хотелось смотреть на светлую сторону или проявлять силу духа. Ей хотелось найти причину, чтобы жить. А это все кардинально меняло.

– Ты всегда говоришь, что мне чувствовать, – сказала Лидия. – Всегда пытаешься поднять мне настроение. Но я не ты, мама, я такая, какая есть, и не похожа на тебя. Никогда такой не была.

Руки Лидии сжались, будто вцепившись в воздух. Костяшки пальцев побелели. Колени у нее дрожали. Джо не должна была смотреть на них, она должна была поддерживать зрительный контакт, но колени Лидии были голыми и бледными. Ее ноги покрылись мурашками. Они выглядели как ноги ребенка.

Она вспомнила осень, когда Лидии было четыре. Она была худенькой и непослушной – настаивала на том, чтобы носить свое любимое летнее платье каждый день, без колготок, даже в мороз.

Джо снова посмотрела на Лидию. Увидела тень того детского лица на лице этой отчаявшейся девушки.

– Не важно, насколько мы разные, – сказала Джо. – Я люблю тебя, Лидия. Я люблю тебя больше всего на свете.

Лидия покачала головой:

– Это не имеет значения.

– Может, для тебя это и не имеет значения. Но это важно для меня. И для Оскара, и Айрис, и…

– И для меня, – сказала Хонор. Джо быстро глянула через плечо, только чтобы увидеть, что Хонор вышла из машины и теперь стояла за ними. – Даже если я не могу перелезть через эти чертовы перила и рисковать жизнью, как твоя глупая мать. Я люблю тебя, Лидия. Ты единственный родной человек, который у меня остался, ты знала? Единственный. И я очень надеюсь, что ты не оставишь меня последней в роду Левинсон. Особенно когда я только начала тебя узнавать.

– Я просто хочу, чтобы все закончилось, – ответила Лидия. – Я хочу, чтобы все это закончилось, понимаешь? Я не хочу больше этого чувствовать!

– Лидди…

– И не говори мне, что все пройдет, что все наладится! Что потом я оглянусь на это и посмеюсь. Нельзя прийти на чертов мост, чтобы спрыгнуть с него, а потом смеяться, вспоминая об этом. Ты это делаешь. Делаешь! Ты прыгаешь.

Лидия приподняла ногу, и у Джо замерло сердце.

– Я виделась с молодым человеком, который пошел на мост, чтобы спрыгнуть с него, – внезапно сказала Хонор, – с чертова моста, как ты говоришь, а теперь он вспоминает тот день и рад, что не сделал этого.

Волосы Лидии развевались. Со стороны железнодорожного переезда подул ветер, принеся с собой запах листьев и мазута. Дочь Джо была такой красивой!

– Я помню момент, когда ты родилась, – начала Джо, с трудом понимая, о чем говорит. – Это было посреди ночи, я тебе говорила? И в палате было тихо, хоть и говорят, что в родильном доме никогда не бывает тихо. У меня несколько часов были схватки. Твой отец тоже был там, держал меня за руку и пел. У него было много хорошего, много прекрасных качеств, но пел он ужасно. У меня наступил перерыв между схватками, и я так устала… Я думала, что не справлюсь. Я уже готова была все прекратить – просто сказать акушерке, что ты можешь оставаться во мне, ничего страшного, мне нужно поспать… И тут Стивен начал петь «Isn’t She Lovely». Он пытался копировать Стиви Уандера, и это было ужасно. Просто кошмарно! Я рассмеялась, а потом снова начались схватки и родилась ты. Родилась со смехом. У тебя были широко открытые глаза, и ты была самым красивым, самым прекрасным, что я когда-либо видела.

– Вот как можно понять, что она тебя любит, – добавила Хонор. – Потому что младенцы повсеместно уродливые. Кроме твоего отца.

Лидия сжала губы. Это не было улыбкой, но это было еще какой-то эмоцией, кроме страха.

– Когда меня спрашивают, кто я, – продолжала Джо, – я отвечаю, что я просто мать. И это правда. Но знаешь что? Это и неправда одновременно. Я не просто мать. Я твоя мать, мать Оскара и Айрис. И вы, любовь к вам, – это самое важное и прекрасное в моей жизни. Ты очень дорога мне, Лидия. Ничто и никто никогда не сможет тебя заменить. Никогда. Может, ты думаешь, что это не так много, но что до меня, то ты мое все.