Второй шанс 5 - [32]

Сорок минут спустя наша „Волга“ тормозит возле медицинского учреждения – конечной точки нашего маршрута.

– Раз уж в Боткинской посетили неврологию, то и здесь предлагаю посмотреть неврологическое отделение, – говорит Бобков. – Сравним, как там, и как здесь.

И сравнение оказывается явно не в пользу больницы № 70. Потому что в отделении нас встречает задранный линолеум, по которому опасно ходить, стены обшарпаны, рамы в окнах прогнили, того и гляди вывалятся наружу.

Заходим в одну из палат, непроизвольно морщимся от стойкого запаха мочи.

– У вас что здесь, „утки“ не выносят, или больные под себя ходят? – спрашивает Филипп Денисович у главного врача лечебного учреждения Анатолия Ивановича Постникова.

„Утки“, как выяснилось, выносят, а вот свежие простыни здесь в дефиците.

– Так негде их взять, нам поставляют всё, такое ощущение, по остаточному принципу, – сокрушается Анатолий Иванович. – Простыни и одеяла сами штопаем, заплатка на заплатке…

Палата на шесть человек, и вид у больных не такой довольный, как у обитателей спецкорпуса Боткинской больницы. Один из пациентов оказывается тоже водителем, правда, возит не референта, а хлеб.

– Врачи хорошие, медсёстры заботливые, здесь жаловаться не на что, – говорит он. – Ещё бы кормили получше, хоть бы раз в кашу кусочек масла положили.

В подсобке у старшей медсестры обнаруживаем комплекты нового постельного белья. Та со слезами на глазах сознаётся, что это запас на случай приезда всяких комиссий. А если их постелить, то всё равно через месяц картина станет прежней. Главврач в ответ на укоризненный взгляд Бобкова только разводит руками, мол, так оно и есть.

– Стелите сейчас же больным свежее бельё, – командует Филипп Денисович. – А насчёт поставок мы постараемся решить вопрос оперативно.

Идём в пищеблок, тем более что как раз подходит время обеда. Старший повар, узнав, кто перед ней, охает и едва не роняет черпак. Когда мы просим разрешения продегустировать еду, пытается проводить нас в отдельное помещение, но мы настаиваем, чтобы нам положили из общего котла. И вскоре понимаем, что вот это, которое и едой-то назвать трудно, нормальному человеку есть нельзя. Суп оказался жидким и едва пах рыбой, хотя в меню был заявлена как уха. А когда дошло дело до второго блюда и у меня во рту оказалась отдающая горечью тушёная капуста, в которой мне, наверное, случайно всё же попался крохотный кусочек мяса, появилось желание всё это выплюнуть обратно.

– И этим вы кормите людей? – спрашивает у повара Бобков, по лицу которого видно, что он испытывал похожие чувства. – Покажите мне меню-раскладку.

То, что было в тарелках, явно не соответствовало заявленным блюдам.

– Так ведь что централизованно с базы получаем – из тех продуктов и готовим.

Старший повар, видно, пытается сохранить хорошую мину при плохой игре. Вот только когда мы решаем посетить недра пищеблока, то обнаруживаем там чьи-то сумки, набитые рыбой, мясом, сливочным маслом…

– А вот и недостатки в снабжении, о которых вы говорили.

Бобков кивает на сумки, а Гришин снова хватается за сердце.

– Виктор Васильевич, вы как себя чувствуете? – спрашивает Филипп Денисович. – А то мы как раз в больнице, если что, вас тут могут пристроить на лечение. Анатолий Иванович, у вас же здесь есть отделение кардиологии?

– Ничего, ничего, уже отпустило, – чуть ли не шепчет Гришин.

– Это хорошо, вы нам ещё нужны, Виктор Васильевич… Анатолий Иванович, а вы сами где питаетесь?

– Так здесь и питаюсь, только в отдельной комнате для руководящего состава больницы, – хмуро объясняет Постников. – Вместе с заведующими отделениями.

– И едите то же самое, что и ваши пациенты?

Главврач стоит, потупив глаза, словно двоечник у доски, и сказать ему, похоже, в своё оправдание нечего. Бобков вздыхает:

– Что ж, картина ясна. Будем решать вопрос. Придётся, наверное, устроить доскональную проверку, как расходуются средства здесь и вообще в нашем здравоохранении.

– Так ведь действительно снабжают нас из рук вон, – неожиданно оживает Постников. – И это может доказать любая проверка. А с пищеблоком, согласен, надо разбираться, если останусь при должности, то завтра же здесь будут работать другие повара.

– Пока работайте, товарищ Постников, а мы будем думать, что со всем этим делать… Возможно, даже логичнее поставлять на больничные кухни полуфабрикаты, чтобы каждый больной получал то, что ему положено. А если главный врач прав, то у вас, Виктор Васильевич, выходит, средства в полном объёме находятся лишь на спецкорпуса для ваших сотрудников.

Лицо первого секретаря горкома партии вновь приобретает землистый оттенок.

– Филипп Денисович, сегодня же лично займусь…

– Виктор Васильевич, вы дождётесь, что я сам вами лично займусь.

Уже в машине Бобков мне говорит:

– Александр Алексеевич, всё, что увидели – честно опишите в своём репортаже. Люди, что уж кривить душой, и так видят, что на магазинных полках много чего не хватает, а в больницах простыни вынуждены штопать и кормить людей так, что в наши лечебные учреждения впору ложиться желающим похудеть. Тогда как в спецкорпусах Боткинской больницы – да и не только Боткинской, будем откровенны, действительно пациенты чувствуют себя словно в санатории. Конечно, в каждой больнице такой „санаторий“ не устроишь, но сделать пребывание людей в лечебных учреждениях более комфортным вполне по силам. И мне кажется, Виктор Васильевич, что сотрудники горкома ничем не лучше рабочего с фабрики или доярки, те хотя бы реальную продукцию производят. В СССР все равны, и доярка с токарем имеют право на получение медицинской помощи такого же уровня, как водитель городского комитета партии. Не забудьте упомянуть, Александр Алексеевич, про визит в магазин. А то получается, что кое-кто социализм и коммунизм уже лично для себя построил. Такого безобразия быть не должно!