Второй медовый месяц - [8]

Джина чувствовала себя, как кролик перед удавом, и не могла шевельнуться, даже если бы очень захотела что-то сделать. Но она и не задумывалась над этим. Она пришла к нему просто потому, что не могла переносить эту ужасную пустоту, которую он оставил, уйдя от нее. Она не собиралась вести себя как назойливая муха — если человека можно сравнивать с насекомым.

Рейд потянулся, отодвинул прозрачную дверь, и Джина внезапно увидела, что между ними больше нет стеклянной перегородки и он стоит совсем близко. Он был разгорячен, раздражен, упругие мускулы напряжены, а в глазах сверкал вызов.

— Ты меня хочешь, Джина?

Его голос звучал напряженно и зло, полностью в соответствии с выражением лица. Рейд с силой стиснул ее запястье и резко затаащил за дверь — не дожидаясь ответа. Джине пришлось подчиниться. Все его тело было напряжено, как бы говоря: подчиняйся без оговорок.

Он схватил ее за талию и сунул под струю душа, торжествующе глядя, как ее аккуратно уложенные волосы обвисают мокрыми прядями, а красная шелковая сорочка прилипает к телу.

— Что, хочешь вернуться в безопасное местечко, да? — ухмыльнулся он, с насмешливым видом открывая ей дорогу в комнату.

У Джины сжалось сердце. В поведении Рейда не было ни грана уважительности. Он только и старался задеть ее побольнее. Да и что такое безопасность? Ей все равно некуда бежать, даже если и удалось бы заставить свои онемевшие ноги двигаться. Если она хочет сохранить союз с Рейдом, то должна остаться и стоять на своем, невзирая на страх и дрожь в коленях.

— Нет, — хрипло выдавила она. — Я буду стоять здесь, пока ты меня не выслушаешь. — Может быть, это безумие, но Джине отступать было уже некуда.

— Джина, лучше не дразни демона, которого ты и так разбудила, — предостерегающе сказал Рейд.

— Я хочу тебя. Хочу. Ты все не так понял, Рейд! — воскликнула она, отбрасывая мокрые волосы с лица, чтобы он мог видеть ее глаза и понять, что ошибся. Ей необходимо убелить его в этом.

В его глазах она увидела только недоверие.

— Что ж, давай посмотрим, насколько это желание сильно. — Он взялся рукой за край кружева и рванул так, что сорочка расползлась по швам. Он яростно сверкнул глазами на остатки испорченной одежды. — Это тебе поможет показать, насколько сильно твое желание.

Джина была ошарашена таким внезапным поворотом, но в то же время его грубость только подстегнула ее. Рейд ее не отверг. Наоборот, он подыгрывает ее намерениям, давая ей возможность подтвердить свои слова делом. Совершенно ясно, что пустые слова его не проймут.

Джина не стала смотреть вниз. И без того она знала, что мокрая сорочка облепила ей бедра. У нее дрожали ноги и подводило живот, но, собрав все силы, она отогнала прочь мысль о том, что у нее ничего не получится. Ее руки сжали край шелковистой ткани. Чувствуя, что другого выхода нет, она рванула ткань и сорочка упала к ее ногам.

Рейд оторопел. У него даже перехватило дыхание. Его глаза широко и изумленно раскрылись, и Джина ощутила, как ее захлестывает волна торжества. Она сделала это! Она сумела заставить его забыть свое предубеждение по отношению к ней. Но мимолетного изумления недостаточно. Надо заставить его изменить мнение о ней как об эгоистичной холодной женщине.

Джина ощутила внутри себя необыкновенную силу, которая вытеснила страхи и поселила в ней уверенность в себе. Она высоко подняла голову. Если не смотреть вниз, можно представить, что ее тело принадлежит другой женщине, бесстыдной и пылкой, которой нравится выставлять его напоказ.

Рейд опустил глаза ниже. Казалось, что его занимает тонкая красная ткань, лежащая комком у ее ног. Немедленно ощутив, что Рейду это не нравится. Джина ногой отбросила сорочку в сторону. С этим покончено. Отбросив сорочку, она должна была придумать что-нибудь еще.

Странно, как это ее мозг мог так быстро работать, когда ее сотрясал ураган чувств, которые в обычное время смутили бы ее и лишили способности и двигаться, и соображать. Ее нервы были натянуты до предела, внутри все прыгало, а сердце гулко стучало во всем теле — в висках, в ушах, в горле, в груди, — и все равно ум работал четко и ясно, готовый оценить и поддержать положительную реакцию Рейда. Может быть, это из-за шока? Или потому, что это было необходимо?

Она знала наверняка только то, что сейчас — критический, переломный момент. Вся ее жизнь перевернулась, и обычные действия уже не были обычными. Они приобрели огромное значение, тысячи новых значений. То, что она начала как сознательное действие, завело ее дальше, в дебри первобытных инстинктов.

Избавившись от рубашки. Джина так же отбросила прочь опасения, что ее могут отвергнуть. Ведь именно эти опасения и воплощала злосчастная сорочка.

Рубашки теперь на ней не было, она валялась в стороне никому не нужная. С лица Рейда исчезло изумление. Теперь его лицо напряглось и ничего не выражало, и только глаза внимательно изучали ее обнаженное тело и безжалостно побуждали к действию.

— Значит, теперь все налицо. И ты ожидаешь, что пора мне самому приняться за дело?

Его глаза говорили, что ничего не изменится, если она предоставит ему взять инициативу в свои руки. Его глаза говорили, что он не собирается ни ласкать ее сам, ни целовать, чтобы не позволить ей вернуться в свое прежнее положение пассивной участницы, принимающей его действия как бы по обязанности. Его глаза говорили: А теперь, леди, делайте все сами, и как можно лучше.