Второй год новой эры - [28]

Но главной добычей этого похода стали взятый живым молодняк зубров, овцебыков и, самое главное, лошадей; а также три взрослых кобылы, которых нашим мужчинам удалость заарканить, а потом уговорить вести себя достаточно мирно для того, чтобы их можно было оставить в живых. Что самое удивительное – больше всех маленьким жеребятам и телятам радовалась совсем маленькая, на глаз не больше девяти-десяти* лет, девочка Вероника. Она их и обнимала, и целовала и трепала за загривки, как будто они ее самые лучшие друзья. Она же, став какой-то взрослой и деловитой, лично проследила за тем, чтобы все животные были размещены по стойлам, накормлены и напоены. Скоро наступит весна, молодняк животных выпустят попастись на травку, а пока их рационом станет запасенное с прошлого года сено. Пройдет еще год-два – и у нас действительно будет стадо ручных бизоних, которых еще предстоит превратить в коров десятилетиями тщательной селекции. С лошадьми в этом смысле гораздо проще, потому что они ближе к идеалу. При этом Сергей Петрович говорит, что уже этой весной мы не только будем запрягать пойманных лошадей в телегу и в плуг, но еще и потихоньку приучать их к седлу.

Примечание авторов: * Веронике только-только должно исполниться девять лет, но прожив почти год на свежем воздухе, при идеальной экологической обстановке и хорошем питании, она выглядит несколько старше своего возраста, тем более что ее партнером по играм в догонялки является подрастающий жеребенок, для которого это не игра, а норма жизни.

Тогда же и там же,

Люси д`Аркур – медсестра, свободная женщина и уже почти не феминистка.

Вот мы и вернулись. Надо же – а я, оказывается, скучала по Племени… И сейчас была до слез счастлива снова видеть всех, кого мы покинули, уходя на охоту. Моя подруга и начальница Марина сердечно обняла меня, а затем утащила пить чай – наверное, ей не терпелось поделиться новостями и услышать о моих впечатлениях. Видно, что она скучала без меня.

Мы сидели в ее кабинете и потягивали душистый напиток – только Марина умела так вкусно заваривать травы. По ее лицу было видно, что она очень рада видеть меня живой и здоровой. Да, мы сильно привязались друг к другу. И, хоть Марина обычно не демонстрировала своей сентиментальности (а, наоборот, старалась казаться суровой), я вполне отчетливо улавливала ее истинную суть – суть тонкого и ранимого человека. Она то и дело прикасалась к моей руке, и в глазах у нее сияла искренняя радость. Живот ее был огромен и уже опустился – значит, родов можно было ожидать со дня на день.

– Ой, Люсь, дождалась-таки я тебя… – говорила она, облегченно вздыхая, – уж думала, сама у себя буду роды принимать.

Она хохотнула, но я поняла, что она действительно была не на шутку обеспокоена, ведь, по ее подсчетам, рожать ей предстояло еще в начале февраля. Стало быть, перехаживает…

Да, представляю, как ей было страшно – рожать впервые в сорок лет, причем в совершенно диких (в смысле, нецивилизованных) условиях.

Она уловила беспокойство в моих глазах и тут же, очевидно, желая себя подбодрить, рассмеялась и сказала:

– А я тут сон недавно видела, Люсь… Будто поймала я здоровенную рыбину… Она бьется, вырывается, я еле держу – и наконец выскальзывает из моих рук. И, представляешь, даже упасть не успевает – вместо этого прямо тебе в руки падает! И ты ее держишь, довольная такая, к сердцу прижала, она и затихла. Я гляжу – а это и не рыба вовсе, а ребенок! Люськ, а Люск… что бы это значило, а? – и Марина, раскрасневшаяся, улыбающаяся, хитро мне подмигнула.

И тут меня словно громом поразило. Неужели?! Нет, только не это… У меня ведь уже вторая менструация не приходит… А я-то и внимания не обращала, у меня и раньше такое иногда случалось…

– А ты чего побледнела-то, Людмила батьковна? – Марина с тревогой заглядывала мне в глаза. – Поплохело, что ль? Ты это… давай не пугай меня… – она стала тяжело приподыматься из-за стола, – что я буду делать, если вдруг… начнется, а ты в некондиционном состоянии? Кто роды-то будет принимать? Ты подумала об этом? Ты давай не шути так… Ишь ты, побледнела она… Чего напугалась-то?

– Нет-нет, ничего, Марина, все нормально, – поспешила я заверить ее, пристыженная, что нагнала на нее панику. Я даже попыталась улыбнуться, но, наверное, это у меня плохо получилось, потому что Марина продолжала как-то напряженно на меня смотреть. Теперь она стояла, упершись ладонями в поверхность стола. Ее живот нависал над этим столом внушительным шаром, и я невольно засмотрелась на него, представляя у себя такой же. Мне снова стало дурно, но теперь Марина почему-то не обратила на это внимания. Приглядевшись, я увидела, что ее взгляд будто бы направлен внутрь себя, она словно прислушивалась к чему-то. Ее губы оставались полуоткрытыми, и все лицо ее, и поза выражали совершенно неописуемое чувство – что-то среднее между удивлением, испугом и радостью.

Я вскочила.

– Марина! Что с тобой, Марина? – воскликнула я.

– Я… кажется… рожаю… – отчего-то шепотом произнесла она. И тут же улыбка, обращенная к будущему малышу, удивительным образом преобразила ее лицо, сделав его милым и нежным, удивительно молодым.