Второй день на царствии - [12]

— С точки зрения простого обывателя, — как вы сказали Михал Дмитрич (несмотря на близость и доверительность отношений, Боголюбов никогда не переходил на «ты» в разговорах с Виттелем), — я предвижу очень большие сложности с возвратом нашего паровоза на старую колею.

— Ты имеешь в виду экономические сложности, о которых предупреждал в свое время Ленин в своем небезызвестном очерке «Карл Маркс»?

— Не только, — вздохнул Боголюбов, разливая по второй, и тут же добавил, — вернее даже не столько экономические трудности, сколько социально-психологические. С момента рассада социалистического уклада хозяйствования прошло почти тридцать пять лет. А это — почти два поколения людей, которым идеи провозглашенные сто лет назад — абсолютно чужды и непонятны.

— Э-э, нет, Сергеич! Тут я с тобой вынужден не согласиться, хоть и уважаю тебя, как ученого человека. Идеи социальной справедливости вкупе с жаждой «социального лифта» отнюдь не являются отличительной особенностью уходящих со сцены поколений. Они будут присутствовать всегда. И переход будет не столь болезненным, как ты мне сейчас напророчествовал.

— Это почему же? — удивился ученый.

— Да потому… Ты вот думаешь, почему с таким трудом шел переход сознания людей от капиталистической оценки мира к социалистической в двадцатых годах прошлого века? — задал он вопрос Боголюбову и сам же на него ответил. — А все потому, что не было опыта. Никто не знал, включая и самих большевиков, чем это обернется и чем это пахнет. Шли на ощупь. От того и перегибы были как наверху, так и на местах. И сравнивать было не с чем. Социализм — новое и неизвестное направление. Капитализм же, хоть и дурно пах, но все же был укоренившимся укладом в сознании масс. Нынче все по-иному. Под носом современной молодежи, находится в лице их родителей, живой пример того, что можно жить не по волчьим законам рынка. А родительская пропаганда, несмотря ни на что, гораздо действеннее той, что льется из зомбоящика. Морально-этическая закалка нашего, да и вашего поколения настолько была велика, что ее хватило на передачу детям и внукам. Рассказы своих родителей об обыденных, с их точки зрения, вещах их прошлой повседневной жизни, воспринимаются поколением next, как прекрасная история и в то же время сказка. Реальная сказка — парадокс!

— Ладно, сдаюсь! — шутливо поднял руки вверх Боголюбов, не любивший философские споры. — Уели, вы меня, Михал Дмитрич! Как есть, уели! Однако я не могу понять, что кроется за вашими речами? — хитро улыбаясь из-под очков, поинтересовался он.

— Раз налито, то давай сначала тяпнем. Речи после продолжим, — предложило Его Величество, поднимая вверх рюмку.

— За что пьем?

— За то, чтобы все получилось!

— Согласен!

Они, чокнувшись, залпом выпили, покряхтывая и шумно выдыхая.

— Вы, салатик, салатик отведайте, Михал Дмитрич! Это фирменный салат моей жены! Пальчики оближете! — зачастил Боголюбов.

— Да. Так вот, — продолжил прерванную мысль Митрич, — с этой стороны, то бишь изнутри, я не наблюдаю какой-либо опасности, за исключением злого шипенья по углам от олигархов. Да и от них я ничего страшного не ожидаю, по большому счету. Те из них, кто будет поумнее, сумеют понять и приспособиться к новой обстановке, тем более, как я понял, в этом плане, новые власти не собираются рубить с плеча.

— А откуда тогда, по-вашему, грозит опасность?

— Как и во все века — извне, — констатировал Виттель, налегая на «фирменное» блюдо Натальи Константиновны.

— Вы всерьез опасаетесь интервенции, как в восемнадцатом?! — не понял Алексей Сергеевич.

— Интервенция — слишком сильно сказано, — поморщился комендант. — Скорее всего, лишь локальная операция, возможно даже м под чужим флагом. Утренний теракт — наглядное тому подтверждение.

— Я смею полагать, что новые власти учтут печальный опыт и предпримут все необходимые контрмеры по обеспечению собственной безопасности.

— Безусловно, — согласился полковник. — Но многим людям со светлыми от лысин головами кажется, и я с ними вполне солидарен в этом, что следующий удар может быть нанесен совсем в другом месте, — с загадочным придыханьем сообщил Виттель Боголюбову, заглядывая ему прямо в зрачки.

— И где же он намечается, по-вашему, если не секрет?! — с интересом уставился Боголюбов сияющими линзами своих очков в немигающий взгляд Виттеля.

— А вы как думаете, любезный Алексей Сергеевич?! — продолжил тот сверлить совершенно трезвыми глазами ученого.

— Да не может быть! — сразу поняв, куда клонит полковник, воскликнул Боголюбов.

— Я тоже сперва так думал. Но умные люди, нечета мне сирому и убогому, — начал не к месту прибедняться комендант, — в достаточной мере аргументировали свою позицию. И у меня не нашлось слов, чтобы им возразить. Ну, да вы сами слышали, что говорил в операторской наш академик по этому поводу. Просто, видимо, не восприняли всерьез его слова.

— Но…

— Никаких «но», дражайший Алексей Сергеевич. По всем признакам выходит так, что именно ваша персона будет в центре предполагаемых дальнейших событий, — уже без всяких околичностей бухнул полковник правду-матку.

— И что мне прикажете делать? — спросил Боголюбов, трезвея прямо на глазах.