Второе убийство Сталина - [140]

Ему же, Маленкову, принадлежит и первое зафиксированное упоминание этого термина. Еще 10 марта на заседании Президиума он заявил: «В прошлом у нас были крупные ненормальности, многое шло по линии культа личности… считаем обязательным прекратить политику культа личности!»

Но не стоит думать, что за этими заявлениями стояло какое бы то ни было осуждение Сталина. Маленков всего лишь демонстрировал лояльность соратникам по Политбюро, показывая, что он, хотя и является председателем Совнаркома, ни в коей мере не претендует на роль Вождя. Он и не претендовал, он этой роли пуще огня боялся — но вдруг кто не так подумает?

Однако и Берия тоже говорил о культе личности — несколько позже, в мае, и тоже не как о сталинском преступлении, а как о форме власти. Более того, этим явлением был недоволен и сам Сталин, что не один раз фиксировали зарубежные исследователи, более объективные, чем наши. Культ раздражал Сталина безмерно, но сделать с ним он ничего не мог, все равно в каждом сложном случае головы соратников по Политбюро, все как одна, поворачивались в его сторону. Так что надо очень четко различать нападки на «культ личности» как явление и политическое уничтожение Сталина — это овощи совсем из разных огородов.

Что же касается исчезновения упоминания имени Сталина из печати, то печатью ведал отнюдь не Берия и не Маленков, а совсем другой человек — секретарь ЦК КПСС по идеологическим вопросам. В марте 1953 года их было целых два человека — П. Н. Поспелов и М. А. Суслов. «Указание» печати могли дать только они — значит, они его и дали.

М. А. Суслову в то время был 51 год. Он профессиональный партаппаратчик, «родом» из ЦКК — РКИ, в 1939 году переходит в номенклатуру, став первым секретарем Ставропольского крайкома. В 1952 году введен Сталиным в тот самый, сформированный им Президиум ЦК. Второй же «идеологический» секретарь, П. Н. Поспелов — фигура куда более интересная. Несмотря на очень небольшую, всего в четыре года, разницу в возрасте, он относится совсем к другому поколению, нежели Суслов. Если последний принадлежит к числу «послевоенных» большевиков (вступив в партию в 1921 году), то партийный стаж первого исчисляется с 1916 года. А это, согласитесь, существенно. По профессии историк, Поспелов в 1940–1949 годах был главным редактором «Правды». Опытнейший идеолог, без сомнения, политикой средств массовой информации в то время ведал он, а не малоопытный Суслов. И, строго говоря, то, что Сталина начали мало упоминать в газетах, — это правильный шаг. Писать о нем так, как раньше, было нельзя, а чтобы разработать новую идеологическую политику, требовалось время.

Так что начало «десталинизации» с Берией никак не связано. А вот что реально связано с ним и очень сильно затруднило существование Политбюро, так это процесс реабилитации невинно осужденных — в том, что касалось юстиции, да и вообще работы, Берия был человек-машина. Уже к концу апреля вышло на свободу более тысячи человек, арестованных после войны, — в основном это были люди, занимавшие крупные посты. Кстати, в этом отношении бытует еще один устойчивый миф — то, что начало реабилитации связано со смертью Сталина и стало возможным только после его смерти. Но «после этого» не значит «вследствие этого» — на самом деле этот процесс был связан не со смертью Сталина, а с приходом Берии в органы госбезопасности, и доказательством тому — 1938 год, когда было точно то же самое, те же пересмотры дел и освобождения осужденных, а Сталин в то время был вполне жив и здоров.

Весть о том, что «оправдывают», мгновенно разнеслась по стране, и в ЦК, ЦКК, в прокуратуру валом пошли заявления и просьбы. После исчезновения Берии запущенный им процесс продолжался, все более ускоряясь, но пока еще не доходя до абсурда (до абсурда он дошел, когда за дело взялся Хрущев). Трудно сказать, сколько в нем было «доброй воли» новых властей и какими словами они поливали покойного «инквизитора», однако машина работала, так просто ее было уже не остановить. Приговоры отменялись один за другим — по «ленинградскому делу», по другим кампаниям. Начали потихоньку пересматриваться приговоры 1930-х годов. К концу 1954 года были реабилитированы около 10 тысяч человек, тоже в основном достаточно высокопоставленных.

Процесс все набирал и набирал обороты, и Президиум ЦК создал специальную комиссию, которая должна была изучить материалы о репрессиях. Председателем комиссии поставили Поспелова, (он же был и основным автором «доклада Хрущева»). Уже к февралю 1956 года комиссия представила доклад объемом в 70 машинописных страниц. После отставки Хрущева, когда к власти пришло новое поколение аппаратчиков, Поспелов, отставленный от ЦК, работал в Академии наук и, несмотря на политическую конъюнктуру, с огромным уважением отзывался о Сталине. Как же так — сталинист вдруг становится автором доклада, проникнутого такой ненавистью к «вождю народов»?

А так, что одно другому нисколько не противоречит. Анализ процесса, именуемого «массовыми репрессиями», не входит в задачу этой книги — даст бог, будет вторая, там и поговорим. Однако вкратце, в двух словах, можно сказать, что это явление чрезвычайно многослойное. Есть там дела реальные: о заговорах и шпионаже, политические процессы над твердокаменными оппозиционерами, дела о преступлениях зарвавшихся хозяев регионов и «поплывших» от власти совпартчиновников. Есть и дела фальсифицированные: сведение счетов в коридорах власти, подсиживание по службе, коммунальные склоки, писательское соперничество, клиническая психиатрия — подлость следователей и подлость доносчиков. А вот чего так и не удалось обнаружить — так это дел, состряпанных по указанию Кремля. Обратные примеры есть — когда по воле Сталина кого-то выводили из-под расстрела, а то и вовсе освобождали, но прямых — увы… И деятельность Поспелова ни в коей мере не является антисталинской — он всего лишь продолжил тот процесс пересмотра дел, который начали еще Сталин с Берией в 1938 году. Просто результаты его работы достаточно грубо передернули.