Второе дело Карозиных - [6]

– Во сколько, Никита, тебя ждать? – спросила Катерина Дмитриевна, старательно глядя в чашку с кофеем.

– Как обычно, к обеду, – ответил Никита Сергеевич, так же старательно глядя на ободок тарелки.

– Я сегодня заеду к Вареньке Солдашниковой, – равнодушно проговорила Катенька. – Но к обеду постараюсь быть.

Карозин промолчал. Он покинул столовую первым, не в силах выносить долее разрывающего ему сердца зрелища – его любимая жена так с ним холодна и так упряма! Никита Сергеевич поехал в университет в самом дурном расположении духа, что пагубно отразилось на лекциях и так же, как прежде слугами, было замечено студентами и сослуживцами. Многие из них недоумевали, что стряслось с таким жизнелюбом, как Карозин? Предположили, что дело в супружеской размолвке, и оказались правы.

Что же до Катерины Дмитриевны, то она, едва только супруг отъехал, переоделась в теплое платье, распорядилась найти «ваньку» и написала две коротенькие записочки, одну из которых следовало отнести в Каретный – Анне Антоновне Васильевой, а другую на Большую Дмитровку – Вареньке Солдашниковой. В первой записке Катенька просила свою дальнюю родственницу, хозяйку небольшого литературного салона, бывшую в курсе всех слухов Первопрестольной о вечернем визите, а во второй извинялась перед другой своей дальней родственницей за то, что не сможет заехать к ней и нынче. Если бы Катерина Дмитриевна могла заглянуть в будущее, то она, очень может быть, и не поступила бы столь опрометчиво, а даже, наоборот, отложив все свои дела поспешила бы к Вареньке, но увы, Катенька не обладала талантом предвидения.

Едва только она покончила с распоряжениями, принесли конверт. Катенька вскрыла его и узнала, что Лидия Михайловна собирается сегодняшний день провести в графском доме в Петровском парке, где, собственно, и случилось преступление, а потому просила Катерину Дмитриевну приехать туда же.

«Что ж, – решила Катенька, – так даже и лучше для дела». И она поспешила одеваться.

Дорога до Петровского парка от Брюсовского переулка занимала чуть больше получаса, поэтому Катерина Дмитриевна откинулась в санях и с удовольствием смотрела по сторонам. Москвичи готовились к праздникам – ведь Рождество через неделю – и улицы были запружены народом, снующим в поисках подарков.

Сначала, как выехали из переулка, повернули налево и поехали дальше прямо по Тверской, этой длинной и всегда многолюдной улице, изобилующей торговыми домами. Вот направо длинное здание, первый этаж которого занимает роскошный магазин купца Андреева, а второй – гостиница «Дрезден». Напротив расположился генерал-губернаторский дом, а через площадь – вывеска «Ayez» на низеньком доме. У этого портного Никита Сергеевич себе платье заказывает. Чуть дальше кондитерская «Siou», потом булочная Филиппова. Снова площадь, налево от которой – Тверской бульвар, а направо – Страстной монастырь.

Катерина Дмитриевна, поравнявшись с его розовыми стенами, перекрестилась. На большом черном циферблате стрелки остановились на одиннадцати часах – отошла поздняя обедня и прихожане расходятся по домам. Здесь же, неподалеку, памятник Пушкину. Еще одна церковь чуть дальше – Рождества в Палашах, в которой хранится чудотворная икона Богоматери. Катенька снова осенила себя крестным знамением, помолившись о том, чтобы Никита успокоился и согласился с ней.

Проехали Глазную больницу, начался длинный ряд вывесок по обеим сторонам. Катерина Дмитриевна, ни разу еще не ездившая по этой дороге, с любопытством вчиталась: «Здесь стригут, бреют, пущают кровь». Это было написано на вывеске, изображавшей молодую даму в пышном платье, у которой была отворена вена. Затем следовала «Табашная продажа» – над входом чернокожий человек в чалме и желтом халате курит длинную трубку. А вот «трахтир» – самовар, словно бы парящий на голубом фоне, поднос с чайниками и чашками, и надпись: «Свидание друзей на перепутье». А последняя вывеска Катеньку изрядно насмешила. Картинки никакой на ней не было, а вот надпись была, причем куда как забавная: «Портной Емельянов из Лондона и Парижа». Но вот улица стала шире, проехали Триумфальные ворота и Смоленский вокзал.

– Кончилась Москва-то! – весело оповестил извозчик и лукаво глянул на молодую барыньку.

Поехали по шоссе, по обе стороны которого – пустыри, а посредине – аллея для пешеходов. Начались дачные дома, самые разнообразные, все больше затейливые, со скульптурными украшениями.

– А вона, глядьте, – все с той же веселостью сообщил парень и ткнул вперед на белое длинное здание, к которому приближались сани, – «Яр»!

«Яр», подумала Катенька и с еще большим любопытством принялась рассматривать нарядное здание. Так вот он какой, один из известнейших ресторанов Москвы.

– Далеко нам еще? – поинтересовалась она.

– Полдороги будет, – ответил ей извозчик.

Катерина Дмитриевна кивнула. Проехали еще немного и показался Петровский замок, а за ним и Ходынка – обо всем этом рассказывал ямщик. Затем сани свернули с шоссе на боковую аллею и, проехав мимо церкви и нескольких дач, остановились у ворот.

– Вот это и есть графский дом, – важно заявил извозчик, оглядываясь на хорошенькую барыньку, с любопытством осматривающую окрестности.