Вторая жизнь - [11]

Ольга Борисовна продолжала веселиться:

– Мария Васильевна, дорогая, предлагаю перейти на «ты». После вашей кормежки считайте, что мы выпили на брудершафт. Как же я хочу шампанского. Сейчас бы хоть глоточек – холодненького. Вы как? Ой – ты. Машенька, а давай по шампанскому? Вот жизнь готова отдать за бокал. И знаешь, еще за что? За котлеты, куриные, с пюре. Сто лет не ела. Как же хочу пюре! Или сейчас более уместно пить водку? Женя предпочитал водку. А я так и не привыкла.

Вадим, и без того потрясенный и ошарашенный свалившейся на него важной функцией главного мужчины, отвечающего за все, был отправлен в магазин за шампанским.

– Я не понимаю, – шептал он жене.

– Просто ты счастливый человек. Ты никогда никого не хоронил, – так же шепотом ответила ему Полина.

– Я не могу. Я не знаю, как. Зачем шампанское?

– Вадик, иди в магазин, – ласково велела Полина.

Ей Мария Васильевна наказала бегом сделать пюре и налепить котлет. Полина знала, что, если мама чего-то требует для пациента, нужно исполнять молча и быстро.

Когда Мария Васильевна вышла из комнаты, Полина сидела за столом с телефонной трубкой в руках.

– Лиза не приедет, – сообщила она матери.

Мария Васильевна знала, чувствовала, что так и будет. Что Ольга Борисовна ее пациентка, хотя ее никто не нанимал и не наймет. И что это все – начало конца. Длинного, дай бог, чтобы не мучительного, но ох какого длинного.

– Ольге Борисовне скажем? – спросила Полина.

– Не знаю. Я должна подумать.

Мария Васильевна составляла в голове план лечения – витамины, препараты, очень нужны анализы и консультация специалистов, но это позже. Люся пока не нужна. Что будет дальше – неизвестно. Надо пережить похороны.

– А что у нее? – спросила Мария Васильевна.

– Конференция. Не может вылететь по погодным условиям.

Тут вернулся Вадим с водкой, шампанским, зачем-то шпротами, банкой соленых огурцов, черным хлебом и коробкой шоколадных конфет.

На похоронах Ольга Борисовна не проронила ни слезинки. На улице перед залом, где проходило прощание, собрались люди – похороны давно были поставлены на поток. Машины – черные, отмытые до блеска микроавтобусы – подъезжали, отъезжали, уверенно маневрируя в небольшом дворике. Мужчины в строгих деловых костюмах проворно грузили гробы в кузов, родственники послушно рассаживались. Открывались двери, выпуская предыдущую партию скорбящих родственников, закрывались лишь для приличия и через минуту снова распахивались, чтобы запустить следующих, по списку. Во дворе перед залом больницы, чистеньким, надо признать, с урнами, двумя скамеечками, родственники деловито спрашивали, уточняли:

– А вы за кем?

– Вон за этими. Они раньше приехали.

– А те, которые там стоят?

– Те после нас. Видимо. Да, точно, я вон за той женщиной в платке.

– Запомни мужчину, вон, крупный такой, мы за ними, наверное. Будем его держаться.

Несмотря на указанное время, весьма странное и точное, не круглое – девять двадцать пять или десять десять, например, волнение во дворике присутствовало. Будто кого-то из покойников внесут вне очереди, нагло втиснут раньше времени. Да и так родственникам было спокойнее – зацепиться взглядом за женщину в платке, мужчину в куртке или за девушку с букетом. И держаться ее. Мы следующие, а они – за нами. Эти прошли по времени, значит, и мы пройдем.

Пришедшие проститься собирались дисциплинированными кучками, переговаривались, здоровались, выражали соболезнования, кивали знакомым и незнакомым, но вроде бы знакомым – где-то виделись, совершенно определенно, лицо смутно узнаваемое. Или только кажется? Коллеги по работе держались чуть в стороне, но не отрываясь от общей кучки. Когда все дежурные слова были произнесены, когда заканчивались положенные церемонные объятия и поцелуи в никуда, все немного расслаблялись. Мужчины деликатно отходили покурить за угол, где стояла урна. Женщины же, чтобы скрасить ожидание, доставали телефоны. Они показывали друг другу фотографии – розы на даче, подросшие внуки, а вот младшая дочь вышла замуж. Никто не причитал, не плакал. Еще минут через десять неизбежно начинались сплетни – а кто это, а как дочка, развелась или так и мучается? А племянник все деньги тянет. А эта девушка, она кто? С виду не наша, никто ее не знает. Стоит, горе изображает. Она-то покойному кем приходится? А сестры передерутся за квартиру, как пить дать. Ох, хорошо, что покойный этого не увидит. Вон, стоят поодаль, зыркают друг на друга. Змеи. Говорят, вдова уже адвоката наняла. Там какие-то внебрачные дети обнаружились, а она и не знала. Да как не знала? Все она знала, только делала вид, что не знает. И как теперь, через суд доказывать будут родство? Завещание, говорят, не нашли. Точно было. Только вроде как бывшая жена забрала и никому не показывает. Конечно, там же все на нее записано, а на вторую жену покойный не успел переписать. Собирался, да все никак. Она ж теперь на улице останется. Первая жена ее взашей вытолкает. Да и правильно сделает. Первая-то столько лет с покойным прожила, двоих детей родила, а эта, новая, года три-четыре?

– Надо Ивана подождать! – всполошилась вдруг женщина из соседней группы. – Где Иван?