Вторая жизнь фельдмаршала Паулюса - [53]

Подобных документов можно было бы привести сотни. Они отнюдь не были самодеятельными «импровизациями» отдельных командиров частей и подразделений. Нет, в них отражалась общая политика нацистского командования по отношению к военнопленным. Ведь в конце 1941 года на совещании начальников отделов по делам военнопленных при военных округах, состоявшемся в Берлине, начальник управления по делам военнопленных при ставке верховного главнокомандования вермахта генерал-майор фон Греневитц отдал приказание: нетрудоспособных военнопленных Советской Армии умертвлять, используя для этого медицинский персонал лагерей, а также путем массовых расстрелов.

Все, буквально каждая деталь была разработана гитлеровским командованием так, чтобы добиться физического истребления советских военнопленных. Размещать их предписывалось на соломенных подстилках, на полу. Местному населению под угрозой смерти запрещалось оказывать какую-либо помощь военнопленным. 24 ноября 1941 года была разработана директива о снабжении русских военнопленных. Там было определено, например, что для них следует готовить специальный хлеб. Указан был и его рецепт: 50 процентов ржаных отрубей, 20 — отжимок сахарной свеклы, 20 — целлюлозной муки и 10 процентов муки, изготовленной из соломы или листьев. Русские, подчеркивалось в этом документе, должны снабжаться только «малопригодным» для употребления мясом.

А вот несколько слов о самом «снабжении» и его нормах. В лагере военнопленных в городе Сталино (ныне Донецк), где начальником был немецкий офицер Гавбель, военнопленным выдавалась одна буханка хлеба весом 1200 граммов на 8 человек и один раз в день жидкая горячая пища, состоящая из небольшого количества горелых отрубей с добавлением древесных опилок. Жилые помещения не были застеклены, и зимой даже в сильные холода тысячи людей жили на сквозном ветру. Люди не мылись в течение полугода и страдали от огромного количества паразитов. В жаркие летние месяцы они изнемогали от жары, в течение трех-пяти суток не получая питьевой воды.

Бывший командир роты вермахта Вингель, часть которого несла охрану в составе 783-го батальона в лагере в городе Умани, показал, что военнопленные размещались главным образом под открытым небом. Комендант лагеря капитан Беккер морил военнопленных голодом. Их беспощадно избивали, часто до смерти. Ежедневно в лагере умирало 60–70 человек.

Западногерманский историк Себастиан Хаффнер в своих «Заметках о Гитлере» пишет, что в мае 1944 года из 5,16 миллиона советских солдат, взятых в плен с момента нападения гитлеровской Германии на СССР, оставались в живых лишь 1 миллион 871 тысяча человек. 473 тысячи считались «подвергнутыми экзекуции», а 67 тысяч «бежавшими». Остаток — почти 3 миллиона человек, находившихся в лагерях для военнопленных, в своем большинстве погибли от голода. «Здесь, — приходит к выводу Хаффнер, — стирается грань между гитлеровскими военными преступлениями и массовыми убийствами».

Солдаты и, офицеры гитлеровского вермахта чувствовали себя сопричастными к этим беспримерным в истории человечества преступлениям. Поэтому они ожидали возмездия за свои злодеяния. Нацистская пропаганда, в свою очередь, не жалела красок для описания ужасов, якобы ожидающих немецких солдат в плену. Паулюс и другие генералы вермахта тоже ожидали некой «экзекуционной команды», которая рассчитается с ними по принципу око за око…

Но все сложилось иначе. Паулюс и его коллеги очутились в советском плену, где действовали другие законы — выполнялись неукоснительно нормы международных соглашений, определившие отношение к военнопленным, осуществлялись принципы гуманности. Они сначала не верили, что останутся живы, потом убедились в этом, стали присматриваться, размышлять, делать выводы… Эта эволюция у наиболее мыслящих военнопленных, как и у Паулюса, началась в Суздале.

В лагере Паулюс вел строго регламентированный образ жизни. Утренняя зарядка, прогулки в одиночестве, несколько часов работы в небольшом фруктовом саду, окружавшем двухэтажный дом, где жили генералы (сейчас этого дома нет, его снесли), беседы с генералами и своим адъютантом Адамом, наиболее близким ему человеком.

Много времени проводил Паулюс за чтением. По его просьбе ему достали «Капитал» Маркса на немецком и французском языках. Он долгие часы занимался тем, что переводил гениальное творение Маркса с французского на немецкий язык, а затем сверял сделанный им перевод с немецким оригиналом и радовался, когда достигалось совпадение текстов или когда его перевод приближался к оригиналу. Но «Капитал» интересовал фельдмаршала не только как материал для перевода. Он тщательно его изучал. В апреле или начале мая, помнится, он попросил достать ему также «Диалектику природы» и «Анти-Дюринг» Ф. Энгельса уже на немецком языке, а однажды попросил указать ему ленинские работы, в которых приводится оценка Клаузевица.

Хорошо запомнилась одна беседа с фельдмаршалом в его комнате вечером в конце мая 1943 года.

— Как странно, — сказал Паулюс, — что я, немец, впервые читаю труды великих немцев Маркса и Энгельса именно в русском плену. — И, помолчав, добавил: — А может быть, именно в этом и есть глубокий и символичный смысл.