Вторая радуга - [23]

* * *

Над головой — неструганные доски, скрип дерева. По бокам — просмоленные доски борта. Внизу — тоже доски, освещаемые слабосильным масляным светильником. Ермолай лежал в гамаке, подвешенном под палубой и чувствовал себя на вершине блаженства. Усталое тело полностью расслабилось. Рядом похрапывал Игорь, а спускающиеся один за другим в трюм ребята из других групп быстро выбирали себе гамаки и мгновенно засыпали. Он ещё почувствовал, как подняли якорь и паруса, а затем его сморил крепкий сон без сновидений.

Не хотелось вставать и на следующий день. Еду приносили — макароны с мясом, компот, бутерброды. Сидеть было негде: или стой на полу, выглядывая в крошечные отверстия в борту, сквозь которые виднелся только однообразный таежный пейзаж, или ложись в койку-гамак и трепись с окружающими. Говорили больше о прошлом — школа, цивилизованная жизнь, вкусная еда. Лёшка Константинов развлекал всех бесчисленными анекдотами. А к вечеру судно ткнулось носом в берег, и через некоторое время их позвали наверх. Здесь был самый настоящий высокий причал, прикрытый крышей, и даже огороженный зал ожидания со скамейками. С причала вели на берег длинные сходни. Небо на западе светилось мутно-малиновым цветом.

Девчонок нигде не было видно. Ребят построили в колонну по три человека и повели по хорошо утоптанной дороге среди сосен. Изредка попадались березы, выделяющиеся во тьме белеющими стволами. По колонне пронесся слух, что высадились они на острове, который надо пройти насквозь и там, за рукавом Оби — Край. Свечение на западе, казалось, только усиливалось. Вскоре небо окончательно потемнело, и свечение Края освещало местность вокруг не хуже полной Луны. Только лица людей в этом свете казались зеленоватыми.

Дорога привела их на большую поляну, где возвышался небрежно сколоченный сарай. Внутри горел очаг, вокруг стояли деревянные топчаны.

— Отдыхайте, — сказал появившийся будто из воздуха Стрельников. — На Край вас позовут не раньше восхода.

Ребята расселись по топчанам. Рядом с собой Ермолай обнаружил Сашку Богачева, неподалеку сидели с безразличным видом братья Алешины. Лёшка был тут как тут, развлекал Шатохина веселыми историями. Игорь стоял рядом, вопросительно на Харламова поглядывал.

— Ерёма, что делать будем? — спросил он.

— Ждать, — буркнул юноша, который ко всеобщему вниманию оказался не готов.

Да и Ольга, присутствие которой он чувствовал двумя километрами севернее, беспокоилась. А причины он понять не мог, и это выводило его из равновесия.

— А как ждать? — спросил Жолудев совершенно серьезно. — Спать нам лечь, чаепитие устроить, анекдоты травить, медитировать? Ведь ясно же, что эта ночь, как и весь поход — тоже часть испытания.

В сарае настала полная тишина. Харламов обнаружил, что и другие ребята ждут его ответа, как будто признавая за ним право руководить остальными.

— Кто хочет спать, пусть спит. Чай можно согреть на очаге, не зря же там огонь поддерживают. В общем, каждый пусть сам определяется, что он будет делать. Только постарайтесь не мешать тем, кто спать захочет.

Сна у него, как и большинства других, не было ни в одном глазу, но когда братья Алёшины спросили, чем он сам займется, он ответил им, что приляжет отдохнуть. Братья немедленно улеглись на топчаны и дружно засопели. Женька последовал их примеру. Ермолай лежал, стараясь успокоиться, но сон не шёл. Игорь ушел кипятить чай, Сашка увязался с ним. Лёшка и еще несколько шебутных ребят вышли на воздух и их голоса вскоре затихли.

Край воспринимался им как твердая гулкая стена, стоявшая неподалеку и простиравшаяся в обе стороны в бесконечность. Все его чувства, направленные в сторону Края, глохли и слепли. Казалось, Край издавал запах расплавленного металла, гудел колоколом, сиял лилово-малиновым и был скользким на ощупь. Юноша ещё удивился, с чего он счел Край скользким, как над ним раздался знакомый голос, произносящий его фамилию.

В рассветном полумраке возле него стоял Стрельников. Приподнявшись, Ермолай огляделся. Вокруг спали ребята, но несколько топчанов уже были свободны. Не было и братьев.

— Иди. Твой провожающий — в красной кепке, — прошептал Павел Сергеевич.

Харламов следовал за Муртазой, который ломился через лес напрямик. Подлесок был порядком вытоптан. Идти оказалось недолго — деревья расступились, за прибрежной полоской виднелась речная гладь, а за ней уходила в небо светящаяся стена Края. По ней пробегали разноцветные сполохи, появлялись и исчезали непонятные фигуры, струились цветные потоки.

Муртаза сел на поваленное дерево, достал из заплечного мешка папку, открыл и вручил испытуемому. В папке лежала бумага и цветные карандаши.

— Посмотри на Край и постарайся выявить неизменные элементы. Зарисуй их с соблюдением месторасположения и пропорций, — голос его был отстраненно-официален.

Юноша ничего неизменного, кроме двух радуг, не разглядел. Одна была полная, семицветная, с четко очерченными краями. А вторая — бледная, и трех цветов синей части спектра в ней разглядеть было нельзя. Он пододвинул лист Муртазе:

— Вот, больше я ничего не вижу.

Сопровождающий мельком глянул на лист и принялся расспрашивать о цветовых переходах полной радуги. Он вновь и вновь просил юношу зарисовать ее, и лишь потом небрежно осведомился, почему во второй радуге лишь четыре цвета.