Вторая любовь всей моей жизни - [12]

Я вытерла глаза и встала, отряхивая пыль, покрывающую пол, который забывала вымыть. Скоро должна заехать Эмма, – была наша смена у Джо, – поэтому я оторвалась от картин и воспоминаний, которые они вызвали. Я посмотрела на часы и стала раздумывать, чем себя занять. Это было еще одно открытие, сделанное после смерти Лукаса: горе делает тебя одновременно тревожным и бездеятельным. Я как будто забыла, чем занималась раньше, чтобы заполнить свою жизнь. Временами это тянулось бесконечно.

Я спустилась, свернулась клубком на диване и уставилась на каминную полку. Все фото из нашего старого дома были по-прежнему упакованы в коробки и хранились в кладовке под лестницей. Сил достать их у меня не было.

Когда Лукаса не стало, Эмма предлагала мне поговорить с психологом, ведь я провела не один месяц, лежа на их диване в пижаме. Я огрызнулась в ответ, не понимая, как отдалилась от себя прежней, после чего отправилась в ванную, посмотрела в зеркало… и не узнала себя. Мне пришло в голову, как бы огорчился Лукас, если бы увидел меня в таком состоянии. Я сразу же наполнила ванну. Это была мелочь, но, когда я искупалась и оделась, стало немного лучше. И так это и было – я медленно возвращалась к тому, чтобы снова почувствовать себя человеком после почти полного саморазрушения.

Мама умерла спустя год борьбы за то, чтобы остаться со мной, и я думала, что, возможно, пережить такую потерю во второй раз будет не так тяжело. Тогда я начала встречи с психологом, но дальше пары сеансов дело не пошло. Он не знал мою маму. А мне становилось лучше только в окружении людей, которые знали ее и которые скучали по ней так же, как и я. С мамой я знала, что это неизбежно. Я подготовилась, как могла, организовала все заранее.

Но уход Лукаса был столь внезапным, что это не шло ни в какое сравнение. У меня не было никакой возможности подготовиться.

По какой-то странной причине все, что было связано с мамой, ощущалось как прошлое. Я оплакивала все моменты, которые у нас были, все, чему она меня научила, то, как она заботилась обо мне, когда я была больна или грустила, советы насчет Лукаса, которые она мне давала. С Лукасом же я оплакивала будущее. Черную дыру, разверзшуюся передо мной, когда все наши совместные планы развеялись как дым.

Всего пару месяцев назад была наша вторая годовщина. Я все еще не хотела идти на его могилу, поэтому мы с Эммой и Джоном пошли на его любимое место для серфинга. Мы взяли одеяла, устроили пикник, пили его любимое пиво и поднимали тосты за него в тот холодный, но солнечный февральский день. Было невыносимо грустно, что его нет с нами, но нам удавалось улыбаться, вспоминая о лучших временах нашей четверки, о всех глупых и смешных вещах, которые с нами происходили. Было приятно вернуться в памяти к счастливым дням и говорить о нем. Я поняла, что, как бы ни было тяжело думать о нем, это необходимо. Это шаг в правильном направлении. Я вернулась на работу в бар, переехала в новый дом и начала планировать распродажу на пасхальной ярмарке, и впервые за долгое время мои мысли были заняты чем-то еще, кроме потери любимого, хотя в душе была пустота.

До сих пор пустота.

Дедушкины часы в углу пробили наступление нового часа. Глория и Грэхем подарили мне их на новоселье, хотя еще не видели мое новое жилище. Казалось, им было все еще тяжело видеть, что я живу где-то без Лукаса. Часы принадлежали нескольким поколениям семьи Глории, и, когда они громко били в тишине, это будто переносило меня в прошлое. Время – странная штука.

Дверной звонок прозвучал сразу после боя. Я открыла дверь и увидела Эмму, упершую кулак в бедро.

– Так непривычно, что ты открываешь мне дверь, – сказала она, проходя в прихожую, и улыбнулась, увидев картины. – Мне всегда нравилась вот эта, – она показала на картину с пляжем.

– Почему непривычно? – спросила я, надевая пиджак и хватая сумку. Как же меня раздражала ее привычка обронить пару слов и делать вид, будто ты не должен был этого слышать.

– Ты никогда не открывала мне. Обычно ты рисовала под свою дурацкую кантри-музыку, которая заглушала все вокруг. Один раз я стояла под дверью добрых полчаса. В конце концов мне пришлось позвонить Лукасу, – ответила она с выражением вины за то, что подняла эту тему.

– Нет ничего плохого в музыке кантри, – возразила я.

Я всегда любила погружаться в музыку во время рисования. В тот момент я поняла, что скучаю по творчеству, и было странно скучать по чему-то кроме Лукаса. Но это я тоже потеряла вместе с ним.

Я закрыла дверь и последовала за Эммой к машине. На улице было еще светло, с приближением лета дни становились длиннее. Предвкушение нового сезона витало вокруг нас по пути на работу, и я улыбалась, ведь я всегда любила лето в Толтинге.

Только это и осталось неизменным.

И каким-то образом это обнадеживало меня сильнее, чем что-либо за долгое время.

Глава 5

– Посмотри-ка, кто вернулся, – сказала Эмма себе под нос, когда мы входили в бар. Я взглянула за прилавок, где Адам разливал напитки. Адам учился в университете в Лондоне, но почти всегда проводил здесь каникулы, работая у Джо.

Адам заметил нас, и широкая улыбка озарила его лицо. Вместе с копной светло-каштановых кудрей она делала его похожим на очаровательного щенка.