Вторая и последующие жизни - [8]

- Песня группы "The Moody Blues". Не слышали?

Ощущение принадлежности к людям, способным услышать, понять и принять в себя нездешнее совершенство еще жило во мне. Казалось, что теперь я могу больше, чем до этого пробника. Я задавил готовое вырваться изо рта "да". Не хватало еще подсесть на это.

- Ну, как-нибудь в другой раз. Именно в ней играют на арфе?

- Нет. Там играют на свирели...

Мечтательность ушла из её глаз. Кажется, я её разочаровал.

- Вы определились? Или у вас есть еще вопросы?

- А почувствовать себя Богом вы мне не поможете?

- Богом - это все-таки слишком. Но я, кажется, знаю, что вам нужно сейчас!

Она улыбнулась, посмотрела на столик рядом со мной. Там, похоже, остался пробник от предыдущего покупателя.

- А вам хотелось бы быть Главным и во всем белом? - неожиданно вкрадчиво спросила она. - Мир спасти... С плохими парнями разобраться...

- Ну, вообще-то не самая скверная перспектива... - признался я. Все-таки, сколько бы лет тебе жизнь не отсчитала, все равно внутри где-то прячется маленький мальчик. И я считаю, что нет в этом ничего неприличного, если время от времени выпускать этого мальчика пошалить...

- Вы историю любите?

- Люблю...

- Ну, вот это вам наверняка будет интересно. Один из наших сотрудников как раз для такого случая и написал ... Головку опустите...

...День. Яркий день. Голубизна неба и оранжевая желтизна песка. Их разделяет белоснежная пенная полоса прибоя. Я уже по привычке смотрю на свои руки. Не узнаю. Вместо рук - рукава одежды... Скафандра! Черт! Я же космонавт! Советский космонавт! И не просто так я тут сижу, а вынужденно. Вынужденная посадка у меня. Девятнадцать витков вокруг Земли и тут сбой. Посадка в ручном режиме и вот я где-то тут. Жду помощи. Одно хорошо - земля под ногами и местные жители обнаружились...Один даже английский знает. Целых три десятка слов. Повезло мне. Правда, на рыбной диете сижу уже четвертый день. Но могло бы быть и хуже. А так - руки-ноги целы, язык ворочается. Общаюсь вот, актив выделяю.

- Полетишь с нами Бобо? В страну Советских людей?

Туземец осторожно гладит скафандр. Еще бы! Блестит! И железный к тому же. То есть стальной. Он-то сталь только в виде рыболовного крючка в своей жизни видел.

- Большое колдовство Белого человека!

В голосе - одна только почтительность. "Темнота, деревенская", думаю я без высокомерия, а даже с лаской. "Ну, ничего... Растрясем тут у вас мрак невежества... Дай только срок. Будет тут Тихоокеанская Советская социалистическая республика!.."

- Это не колдовство, Бобо... Это наука...

- Наука - это колдовство Белого человека?

- Наука - это наука... Её можно понять, изучить...

- Не понимаю...

Взгляд восторженный, но туповатый. Я для него, похоже, огромный, говорящий рыболовный крючок. Но ведь другого собеседника-то вовсе нет - никто тут никаких полезных языков не знает!

- Я вот марксизм тоже до конца не понимаю, только ведь точно знаю, что он не колдовство, а наука...

Хочется сказать еще многое, слова вертятся на языке, но неожиданно немею и выскакиваю из пробника. Никаких пальм, никакого моря и никакого песка.

Но и рыбы тоже нет.

На мой вопросительный взгляд лаборантка отвечает извиняющимся тоном.

- Извините. Ошиблась... Не тот вставила. Сейчас. Один момент...

...Кабинет я сразу узнал. Не мудрено - в скольких фильмах я его уже видел. Длинный стол, жесткие стулья в чехлах, белые шторы на окнах. Я там, кажется, Сталина при входе поминал, говорил, что нет его. Так вот ошибочка вышла. Есть он.

Сразу ловлю последнюю фразу.

- Основной закон жизни прост - чтоб полноценно жить ты должен быть либо сильным, либо незаметным.

Вместе с Отцом Народов за столом сидит все тогдашнее Политбюро и какие-то неразличимые генералы- петлицы, ордена... Вон Буденный и Калинин... Этих знаю. И Ворошилов! Невольно расправляю плечи. Мать честная как это я тут? Это совещание, а я-то тут причем?

- Может быть, нас когда-нибудь упрекнут в этом, - задумчиво говорит Сталин, - но есть ли у нас иной выход? В политике нет морали - только выгода. А если интеллигентным и моральным людям дать власть в стране, то они её обязательно развалят.

- Страшно быть ягненком в волчьей стае, - бормочет Калинин.

- Страшно, - согласился, услышавший его Генеральный, - но иногда удивительно выгодно...

Слышу хорошо, но вижу плоховато. Только сейчас я соображаю, что смотрю на мир через очки. Поправляю их, и сразу становится четче видно, но при этом получаю по рукам. Повернув голову, обнаруживаю по бокам двух конвоиров с трехлинейками. Опаньки... Это я арестован? За что ж меня так?

Я даже несколько теряюсь, только вот растерянным мне быть не полагается. Это они зря со мной так. Взмах руки, плавное приседание, переходящее в резкий удар и левый конвоир улетает к стене. Правого я, увернувшись, бью пяткой в плечо и тот пропадает за кадром... Те, за столом, привстают, но я готов к этому и грозно ору.

- Сидеть, алкоголики!

Причем тут алкоголики? Но они молчат, оседают, словно пена над пивной кружкой. На всякий случай я поднимаю изящный дубовый стул и, не напрягаясь, ломаю его двумя пальцами. Точнее даже не ломаю, а перекусываю, словно у меня вместо пальцев образовались кузнечные клещи. Чувствую, что могу, при желании прожечь взглядом стену, но останавливаюсь. Не все сразу. Им и этого довольно.