Всю жизнь с морем - [50]

По-видимому, у меня было сильное желание не осрамиться «при всем честном народе» — все участвовавшие в приемке судна заинтересовались нашим спором. День шел к концу, наступили сумерки. Дав сигнал гудками, что «Филактетис» идет к причалу, мы снялись с якоря, развернувшись в необходимом направлении, что оказалось тоже не просто, и пошли к причалу.

При малом ходе машины судно перестает слушаться руля, поэтому пришлось идти средним ходом, чтобы удержать его на румбе. Это вызвало беспокойство капитана. Но другого выхода не было. Если бы судно развернулось параллельно причалу, швартовка бы не получилась. Теперь пришлось действовать очень решительно, рассчитывая на мощность машины при заднем ходе. Войдя в лед, судно продолжало двигаться в намеченном направлении, дрейф его прекратился; не доходя до причала, дали полный ход назад, благо корма находилась на чистой воде и лопастям винта не грозило повреждение. С помощью швартовщиков на берегу мы подошли форштевнем вплотную к причалу. Теперь самое сложное было позади. После этого малый ход вперед и руль, положенный право, сделали свое дело. Не прошло и двадцати минут с момента подъема якоря, как «Филактетис» был ошвартован вплотную к причалу. Капитан парохода обхватил меня за плечи и с нескрываемым одобрением сказал:

— Лоцман, впервые мое судно ошвартовано, как будто оно маленькое каноэ!

Спустившись в каюту, капитан вызвал буфетчика и что-то вполголоса ему приказал. Через пятнадцать минут тот принес большую корзину, наполненную вином и фруктами:

— Это для ваших гостей, — сказал капитан, — дружески похлопав меня по плечу.

…Через час я появился дома, с трудом втащив корзину, привезенную с Эгершельда извозчиком.

В апреле 1928 года в судьбе портовых лоцманов произошли большие перемены. В результате реорганизации работы порта большинство лоцманов оставило службу.

Первый месяц после своего увольнения я находился в резерве Дальневосточной конторы Совторгфлота. Как-то, проходя по Ленинской улице, я встретил капитана Миловзорова. Мы не виделись уже больше года. Павел Георгиевич остановил меня и предложил зайти в находившееся поблизости кафе, пользовавшееся хорошей славой благодаря превосходному кофе.

Заказав кофе, Павел Георгиевич сказал:

— А я не без цели пригласил вас сюда! Вы попрежнему находитесь в резерве?

— Да, — ответил я, — и, признаться, очень скучаю по морю.

— Знаете, продолжал Миловзоров, — мне в эту навигацию предстоит довольно сложный рейс в Арктику. Надо обслужить на пароходе «Ставрополь» Колыму и остров Врангеля. Что если я вам предложу сходить со мной в этот рейс в должности старпома? Вам, надеюсь, не будет это обидно? Да заодно передам вам, если понравится, арктические рейсы. — Миловзоров, улыбаясь, с прищуренными глазами ждал от меня ответа.

— С вами, Павел Георгиевич, я с удовольствием пойду в такое плавание! Какая может быть обида! К тому же, я буду первый раз в Арктике, мне придется у вас учиться!

— Ну, тогда так и запишем — согласны!

На другой день мы явились в контору Совторгфлота и вопрос о моем назначении старпомом на «Ставрополь» на Колымско-Врангелевский рейс был решен.

Глава XIII К полярным широтам Америки

Навигация в Арктике в 1928 году была очень тяжелой. Сплошные льды заполняли весь район плавания. Многолетний торосистый лед тянулся до самого горизонта. В восточной части Арктики в этом году было четыре судна — два советских и два американских. Помимо «Ставрополя», из Владивостока вышел в Тикси пароход «Колыма» под командованием капитана В. П. Сиднева. Это была вторая попытка обслужить фактории устья реки Лены морским путем.

Как известно, первый рейс в 1927 году успешно осуществил капитан Миловзоров на этом же судне, за что был удостоен высокой правительственной награды — ордена Красного Знамени. «Ставрополь» вошел в Чукотское море в начале июля. Стояли тихие туманные дни. Капитан Миловзоров, используя береговые прогалины, уверенно продвигался на запад. Несколькими днями позже в Чукотское море вошла «Колыма» и двинулась следом за нами. По радио нам было известно, что с Аляски в устье реки Колымы идут два американских судна фирмы О. Свенсен — «Нанук» и «Элезиеф». Фирма имела разрешение Советского правительства на снабжение факторий, расположенных на Чукотке.

Пароход «Ставрополь»

В этом плавании я еще раз убедился, как успех во многом зависит от судового состава, и в первую очередь от капитана. Миловзоров почти не оставлял мостика, спал не более трех-четырех часов в сутки. Мы пробивались от одного разводья к другому, используя самые маленькие трещины, взрывая лед аммоналом. «Ставрополь» временами шел настолько малыми глубинами, что иногда проходил, имея под килем не более двух-трех футов! Мористее лежал сплоченный невзломанный лед, доступный, возможно, только мощному ледоколу.

Сложность такого плавания заключается еще и в необходимости как можно скорее продвигаться вперед по назначению — арктическая навигация для слабого судна весьма кратковременна. Естественно, зимовать в Арктике никому не хотелось.

До мыса Шелагского мы дошли без повреждений. За мысом береговые разводья увеличивались и дальше, на западе, была сравнительно широкая полоса открытой воды.