Вся жизнь конспирация. История семьи нелегалов - [7]

— Ну как, тяжело? — и показал руками, имми-тируя движение педалей.

Этой фразой он хотел разрядить обстановку, усыпить бдительность фашистов. Немец понял жест и пробурчал, оскалившись в улыбке:

— Швер, зеер швер, — что означало: тяжело, очень тяжело.

Маскировка удалась, и наша группа благополучно выбралась из деревни. Инвентарь, как условились с хозяином, оставили в поле и скрылись в лесу. Путь на восток продолжался.

К сожалению, я не запомнил имен тех замечательных простых людей, которые нам дали приют в деревне Новые Дороги, снабдили гражданской одеждой, оберегли от немцев. А ведь это был своего рода подвиг! Позже мне не раз приходилось встречаться со случаями, когда патриотические поступки совершали самые незаметные скромные труженики, которые во имя победы над фашизмом шли на лишения и даже на самопожертвование.

Поскольку мы постоянно натыкались на немцев, решили дальше идти под видом сельчан. Личное оружие, патроны к которому израсходовали, спрятали на одном заброшенном хуторе. В пути мы не упускали случая, чтобы хоть как-нибудь да навредить немцам. Обнаружив случайно телефонный кабель, проложенный к деревне, где обосновались оккупанты, я перерезал его по указанию командира группы. В ответ фашисты из деревни открыли беглый огонь, но мы быстро скрылись.

Еще один раз довелось столкнуться с фашистами лицом к лицу. Случай произошел вблизи деревни на мосту через речку Птичь. Неожиданно навстречу нам выехали пять немецких мотоциклистов, вероятно, разведгруппа. Хотя мы и выглядели, как местные жители, все же немцы, окружив нас, подвергли обыску, довольно грубому, размахивая прикладами автоматов и громко кричали:

— Большевик! Большевик!

К несчастью, больше всех досталось мне: немцы приняли меня за еврея. В то время я был темноволосый, оброс довольно густой бородой. В меру своих знаний немецкого языка пытался объяснить, что я русский. Однако фельдфебель с яростью оттолкнул меня от группы в сторону с явно недобрым намерением.

Оказавшись в безнадежном положении, я принял решение обреченного и сказал себе, что лучше погибнуть в схватке, чем пассивно ожидать смерти. С этой мыслью стал осторожно, переступая маленькими шагами, медленно приближаться к фельдфебелю. Обыск подходил к концу. У меня создалось впечатление, что немцы отпустят остальных, так как ничего подозрительного у них не нашли. Тут же пришла мысль, что нападение на фельдфебеля приведет фашистов в ярость и тогда вместе со мной погибнут товарищи. Я остановился в нерешительности. В это время немец, который оставался у пулемета за рулем мотоцикла и молча наблюдал эту сцену со стороны, подошел к группе и стал что-то пояснять фельдфебелю, показывая на меня, из чего я скорее догадался, чем понял, что это говорит в мою пользу. Фельдфебель вплотную подошел ко мне, показал в сторону, откуда мы пришли, и грозно спросил на ломаном русском языке:

— Большевики… там много?

На этот и последующие вопросы относительно близлежащих деревень я молча пожимал плечами, делая вид, что не понимаю. Фельдфебель озлобился и замахнулся на меня автоматом. Во избежание удара я отшатнулся, сделав шаг назад, и столкнулся с немцем, стоявшим за моей спиной, который грубо швырнул меня в сторону товарищей. Крикливый фельдфебель, видимо забыв про меня, подошел к пожилому крестьянину и стал у него что-то уточнять по карте. Затем немцы уселись на мотоциклы, покричав в нашу сторону:

— До дому, до матки, работать, работать! И… уехали.

Придя в себя от только что пережитого, решили, что всем, а особенно мне, просто крупно повезло.

Во второй половине июля 1941 года наша группа ночью переправилась на старой лодке через Днепр севернее города Речица и вышла в расположение советских войск. После опроса и выполнения разных формальностей в Особом отделе армии меня, как разведчика, направили в распоряжение разведотдела штаба Западного фронта в район Вязьмы, на станцию Касня.

В начале августа 1941 года в нашу разведчасть прибыла группа московских комсомольцев в составе около 20 человек. Меня назначили заместителем командира и радистом группы. 10 августа группа отправилась на машине к линии фронта в сопровождении майора Артура Карловича Спрогиса. Для перехода линии фронта нам выделили отряд конников из дивизии генерала Доватора.

Линию фронта перешли ночью без единого выстрела, но утром разведка конников донесла, что по проселочной дороге навстречу нам движется небольшая колонна немцев. Конники быстро спешились, и все мы залегли на опушке леса, готовясь к бою. Тут же из-за поворота дороги показалась вражеская колонна. Впереди ехали три мотоциклиста, за ними крытая штабная машина с легкой пушкой на прицепе, затем легковой автомобиль. Подпустив немцев поближе, командир конников дал команду, и град пуль обрушился на застигнутых врасплох гитлеровцев. Бой оказался коротким. Вражеская колонна была уничтожена.

Основная заслуга принадлежала, конечно, конникам Доватора, но и наши, хотя и необстрелянные, ребята держались хорошо. Для них этот бой стал первым крещением, уроком мужества. Уничтожив машины и захватив с собой трофеи — пушку, оружие, штабные и личные документы немцев, мы скрылись в густой чаще леса. Там на привале, возбужденные бойцы приводили себя в порядок, осматривали трофеи, обменивались впечатлениями исхода боя. Мне, немного владевшему немецким языком, поручили заняться разбором немецких штабных документов. Всех удивило большое количество порнографических открыток и губных гармошек в личных вещах фашистских вояк. Документы с грифом «секретно» я складывал отдельно для отправки в штаб армии Доватора. После короткого отдыха, поблагодарив конников, мы продолжили путь в район наших действий на дальних подступах к Москве.