Вся правда и ложь обо мне - [36]

– Я вижу здесь только один документ – об удочерении, дорогая.

– Сможешь прочитать его? Мне надо кое-что уточнить.

– Как скажешь, дорогая.

Я рискую, искушая судьбу. Это ясно, как день. Ну и что.

– В нем сказано: «Элла Шарлотта Блэк, пол женский, дата рождения – 17 ноября 1999 года, место рождения – Бирмингем. Усыновители – Грэм и Фиона Блэк…» и ваш адрес. Минутку… «Дата решения суда об усыновлении – 8 января 2000 года». Вот уж не знала! Само собой, это строго между нами. Ты как – ничего, дорогая?

Не могу говорить, просто роняю телефон на пол. Сворачиваюсь клубком на постели и обнимаю обеими руками колени. Я не знала. Не имела ни малейшего понятия. Они не говорили мне. Это же моя жизнь, а они мне не сказали. Все это время свидетельство хранилось в шкафу для бумаг, найти его было проще простого, а я не додумалась.

Я родилась в Бирмингеме.

А не в Кенте.

Родилась в 1999 году, меня удочерили в 2000 году. Прошел миллениум, а мне так и не сказали правду.

Вся моя жизнь – сплошная ложь.

Кто-то за дверью. Я смотрю на нее. Слышу звуки, потом кто-то нажимает дверную ручку, но дверь не открывается, потому что я заперла ее изнутри. В дверь стучат, голос моей мнимой матери зовет: «Элла?»

Мой мир разбился вдребезги. Мой мир всегда был кучей осколков. А теперь вся видимость улетучилась и на первый план выступила моя жизнь, которая оказалась совсем другой.

Ненавижу их. Ненавижу всей душой. Ненавижу в них все. Ненавижу за то, что они врали мне. Они же знали, что когда-нибудь я все узнаю. Если верить письму, моя биологическая мать ищет меня. Ей не разрешат разыскать меня, поэтому я сама найду ее. Пытаюсь сделать вдох.

Мне нужна моя темная сторона.

СВАЛИ ОТ НИХ.

Да. Видеть их не могу. Но они уже здесь.

ПОШЛИ ИХ ПОДАЛЬШЕ.

Надо сосредоточиться. Чтобы действовать правильно.

Я знаю, что должна уйти от них. Хватит с меня. Подбираю с пола телефон и кладу его на базу.

Собираю свой паспорт, мобильник, все наличные, какие удалось найти, кое-что из одежды, и запихиваю все это в сумку. Прихватываю кредитную карту, которая нашлась в сейфе, – в надежде, что пин-код угадаю так же легко, как код сейфа. Беру свою зубную щетку, пасту и дезодорант. Засовываю их в сумку и только после этого отпираю дверь и смотрю на них, на этих людей, которые притворялись моими настоящими родителями.

– Ну как ты?…

Взглянув на меня, мама умолкает. Потом долго всматривается в мои глаза, и я отвечаю ей взглядом в упор. Слезы льются по моим щекам, я молчу – пусть они скажут. Действовать способен только папа – или не папа, а человек, которого я считала отцом. Он смотрит поверх моей головы на открытый сейф. Закрывает глаза, делает несколько вдохов-выдохов и снова открывает.

– Так, Элла… – говорит он и обнимает меня за плечи.

Я вздрагиваю и стряхиваю его руку.

– Ладно. Пойдем выпьем кофе в кафе через дорогу. Или что-нибудь покрепче. И все обсудим. Мне очень жаль, мы не хотели, чтобы все вышло вот так. Ты должна была когда-нибудь узнать, мы были обязаны рассказать тебе.

Я молчу. Мне кажется, что больше я никогда не смогу с ними разговаривать. Смотрю, как он убирает бумаги обратно в конверты, а конверты – в сейф. Письмо от мистера Вокса у меня в сумке, но этого я ему не говорю. Он, похоже, не замечает, что моего паспорта нет рядом с их паспортами. Вижу, как он прикрывает дверь и запирает ее. У него трясутся руки.

Беру лист бумаги и ручку с эмблемой отеля, пишу на ней номер своего мобильника, прибавляя в начале +44. Сворачиваю лист и кладу в карман. Они, кажется, ничего не замечают.

Мама как статуя. В лице ни кровинки. Она внезапно стала похожа на старуху. Или как будто у нее инсульт. Хорошо бы и правда инсульт. Чтобы она умерла.

Хватаю сумку и выхожу за ними из номера. При любой попытке кого-нибудь из них дотронуться до меня вздрагиваю и отшатываюсь. И не смотрю им в глаза. Плевать мне, что они переглядываются поверх моей головы: я им не родная и никогда не была родной.

Я – благотворительный проект.

Эксперимент.

И, кажется, провальный.

Не слышу ничего, кроме шума крови в ушах и звона в голове – громкого, будто сработала пожарная сигнализация. Вся моя жизнь горит. В ожидании лифта веду внутренний диалог с Бэллой – совсем не такой, как мы с ней вели прежде.

УБЕЙ ИХ.

Думаешь?

ТЫ ВЕДЬ ХОЧЕШЬ.

Не могу. Как и чем?

МОЖЕТ, ПРОСТО СТОЛКНУТЬ В ШАХТУ ЛИФТА?

В шахте лифта – лифт.

Я спотыкаюсь, потому что плохо вижу, папа спешит поддержать меня, я отступаю, останавливаюсь поодаль, прислонившись к стене, и жду, когда приедет лифт.

Я в огне. Пылает все, что есть во мне, что составляет меня, все мое «я». Я как чей-то дом в новостях: взвивается пламя, происходит трагедия, все меняется, и вот перед нами уже почерневшее пепелище. Скоро и я превращусь в обугленные останки, в пустырь, в ничто. А пока мы с Бэллой горим.

Понятия не имею, кто я такая. Эти люди мне не родные. У меня нет семьи.

Хочу остановить лифт на восьмом этаже. Пытаюсь вспомнить, в каком номере Кристиан, но все, что было до сейфа, путается и меркнет в тумане. Он начинался с восьмерки. И, кажется, там была шестерка. Не хватало еще подсунуть листок с номером моего мобильника под чужую дверь. Оставлю лучше его у администратора.