Вся правда и ложь обо мне - [23]

Мимо пробегает женщина в крошечном купальнике, из которого все вываливается, а никому и дела нет. На любом британском пляже ее засмеяли бы, я точно знаю, а здесь никто даже внимания на нее не обращает.

Я дорисовываю мелкие детали бугристых скал, торчащих из воды. Вдалеке плывет дымка, то скрывая из виду, то снова открывая зеленые холмы.

– Приятно видеть тебя довольной, – говорит папа.

Я делаю вид, будто дуюсь, но ничего не получается, и оба смеются. С тех пор как мы здесь, мама заметно расслабилась, и это тоже приятно видеть, а я ведь на самом деле хочу, чтобы она была довольна и счастлива, потому что чем меньше она встревожена и напряжена, тем слабее ощущение опасности вокруг нас.

– Ты же всегда говорила, что хотела бы побывать здесь, – говорит мама, глядя на мой рисунок и улыбаясь.

Я киваю. Пусть думают, что этого достаточно, что Рио, солнце, коротенькие джинсовые шорты, топики, сандалии, скетчбук и карандаши, которых они мне накупили, помешают мне привести свой план в исполнение.

Откладываю скетчбук и улыбаюсь родителям.

– Ну вот, – говорю я, – теперь можно и достопримечательности посмотреть. Давайте сходим куда-нибудь.

Они смеются и переглядываются. Мама пожимает плечами.

– Пожалуй, – начинает папа, – самое время нанести визит знаменитому Иисусу вон там, на горе. Как он называется? Ну, та самая статуя Христа?

– А-а, Кристу Редентор?

– Что?

– Мне вчера ночью таксист сказал. Про освещенную статую на вершине горы. Он сказал, что это Кристу Редентор.

– А я прослушала, – отзывается мама. – Христос-Искупитель. Ну что ж… лучше съездить утром. Не знаю, сумеют ли они сразу же организовать такую поездку.

– Да они что угодно организуют, – уверяет папа. – Я уже спрашивал. И к этому Кристу, и на гору «Сахарная Голова»[5], и любые пешие экскурсии. Даже в фавелы. Ну, те самые знаменитые трущобы. Но от этой, наверное, мы откажемся, правильно?

Мне вспоминается фильм «Город Бога». Мы смотрели его несколько месяцев назад, в рамках образовательной программы Молли.

– Экскурсия в трущобы? – переспрашиваю я. – Какая гадость! Глазеть на бедняков? Тыкать в них пальцами, делать фотки, а потом возвращаться в уютный комфортабельный отель? По-моему, это отвратительно.

– Никаких фавел, они полностью под запретом, – заявляет мама. – Тебя надо оберегать.

Ее слова повисают в воздухе.

Администратор в отеле, на бейджике у которого написано, что его зовут Педро, объясняет нам, что для поездки на гору день самый подходящий, потому что сегодня ясно, только нам придется поспешить.

– И никакой экскурсии вам не понадобится, – продолжает он, улыбаясь заговорщицкой улыбкой человека, который знает, во что нас втягивает. – Просто возьмите такси. А потом купите билеты на поезд. Вот и все. Когда выйдете из такси, ни с кем не разговаривайте, особенно если вам будут навязывать экскурсию, понимаете?

– А ничего, что мы не говорим по-испански? – спрашиваю я, и он смеется.

– Ничего страшного! Здесь, в Бразилии, мы говорим по-португальски. Но английского будет достаточно.

– То есть я хотела сказать – «по-португальски», – я вспыхиваю. На самом деле я про португальский вообще не знала. Но теперь знаю.

Швейцар останавливает желтое такси, объясняет водителю, куда нам нужно, и мы уезжаем, снова лавируя по улицам среди транспорта. Я, как и в первый раз, сижу впереди. Просто сажусь, и все, и никто меня не останавливает.

Таксист ухмыляется мне.

– Hola, – ради эксперимента говорю я. Просто повторяю все, что я сказала тому парню после завтрака.

– Hola, – отвечает он и кивает.

Мы вливаемся в поток машин, я смотрю в окно не отрываясь, чтобы ничего не упустить.

На Рио я могла бы смотреть вечно. И наверное, каждый раз замечать что-нибудь новое. Люди в лайкре. Тренажерные залы с огромными окнами, выходящими прямо на улицу, а за стеклом – качки на тренажерах. Старики и дети, черные и белые. Джус-бары, кофейни, рестораны. Трансвеститы и пожилые мужчины в деловых костюмах, толстяки и доходяги. Старики, играющие в шахматы в парке. Чего тут только нет.

В школе я считала себя образованной и эрудированной. Правда, с общением у меня не ладилось, но я считала, что хотя бы с учебой-то я справляюсь прекрасно. И думала, что знаю все, что полагается знать. А оказалось, что ничего-то я и не знаю. Мир гораздо больше, чем мне представлялось, жизнь намного разнообразнее моего мизерного существования. Слушая, как говорят бразильцы, я не понимаю ни слова, потому что ничего не знаю об этих людях и их языке, а жаль. Звучит он совсем по-другому: сплошные «шшш» и «ччч». Если мы задержимся здесь, попробую в нем разобраться. До сих пор не верится, что я не знала даже, какой это язык. Позорище.

Еще минуту назад все в моей жизни было разложено по полочкам. А теперь – нет. Похоже, в Бразилии никому и в голову не приходит ненавидеть меня, и я начинаю оживать.

Хочется выйти в Сеть и попытаться выяснить, что я здесь делаю, но для этого мне нужен мобильник.

Пытаюсь припомнить все, что я читала о родителях, сбежавших вместе с детьми. Обычно один из родителей сбегает с ребенком от другого, но это не про нас. Кажется, несколько лет назад какие-то родители сбежали вместе со своим ребенком, потому что он был болен, а они вместо химиотерапии хотели лечить его кристаллами, или что-то в этом роде.