Вся моя жизнь - [9]

Ни к облаку протянутой рукой.

Как не вдохнуть последнего глотка,

Издалека… издалека… издалека…

1950–1985

Мать

Она дала мне жизнь. Она из года в год

Меня от бед руками заслоняла.

Она одна простит. Она одна поймет

И вынет из души отравленное жало.

Несли покой сквозь тяжкие года

Ее умелые и ласковые руки.

А я на нежность так скупа всегда,

(Хотя душа корежится от муки).

Росли года. И с тем, как время шло,

Росла ее любовь. Росло ее терпенье.

Она — мой дом. Она — мое тепло.

Она — последнее и полное прощенье.

Года и немощи кладут свою печать.

Под гнетом старости изнемогает тело.

Как словом высказать, как наверстать

Все то, чего я дать ей не сумела?..

27 сентября

Унесли мою тихую радость в осенний закат

По аллее, овеянной звоном и ржавой листвою,

Где кропил позолотой навстречу тебе  листопад,

Где колышутся клены над самой твоей головою

Ты так тихо уснула и не было лика светлей, —

На груди успокоились милые бедные руки.

А за далью кладбищенской, в сумерках синих путей

Еле слышно, сквозь сон поднимается голос разлуки.

Но сейчас тишина так ясна, так светла над тобой.

Нынче — праздник, и ты отдыхаешь в венчальном уборе.

Перед вечным покоем, таким осиянным, как твой,

Опускается ниц и мое неумолчное горе.

Осень

Мы не заметили, как рядом встала осень.

Расхаживают галки по жнивью.

Веселая береза на откосе

Роняет первый лист на голову твою.

Все строже по утрам студеный воздух,

Хоть день еще и нежится в тепле,

А ночью в небе так огромны звезды,

Что обрываются и катятся к земле.

Но все отчетливее нежная усталость

Сжимает сердца трепетный комок.

Мы не заметили, как рядом встала старость, —

Стоит и кутается в байковый платок.

«Над теплым бором наклонился вечер…»

Над теплым бором наклонился вечер,

И тишины душистые ладони

Ласкают мне опущенные плечи,

И боль моя в глуби озерной тонет.

Как много этой нежности мне надо,

Чтоб немота свои разжала руки,

Чтоб пролетели над притихшим садом

В шуршанье птиц — и шелесты, и звуки!

Зато уже ничем не заглушить

Воскресшей музыки моей души.

«Мы узнаем друг друга. Нам тайного знака не надо…»

Н.К.

Мы узнаем друг друга. Нам тайного знака не надо —

Через годы и версты, в молчании, в страхе, в тоске…

Наливаются звезды над темным запущенным садом.

Растворяются волны в тугом отсыревшем песке.

Через визг лесопилок и тракторов длительный грохот,

Через вой самолетов, сумятицу троп и путей,

Только дрожью ресниц, ветерком чуть заметного вздоха,

Отголоском счастливых, забытых, небывших вестей…

Мы узнаем друг друга. Как парус, белеет страница.

Входят в сердце стихи, точно гости в покинутый дом,

Если эта нежданная радость нам только приснится —

Все равно: мы поймем.

«Я хочу подарить тебе радугу…»

С.

Я хочу подарить тебе радугу,

Бело-черных веселых сорок…

Все, чему я так истово радуюсь

В тишине непроезжих дорог.

Я хочу подарить тебе запахи

И дыхание тысячи трав,

И чащобу с еловыми лапами,

И алмазы росы по утрам.

Чтоб в бензинном угаре и копоти

Городского жестокого дня,

В неизбежных и мелочных хлопотах

Вспоминал ты с улыбкой меня.

Большая дорога

Большая дорога, лесная дорога,

В дурманящем хвоей бору.

А ты, словно юность моя быстроногая,

Маячишь на легком ветру.

Помашешь рукой. Улыбнешься глазами.

Покатят колеса. И вот —

Лишь сосны бегут золотыми рядами

За ближний, крутой поворот.

И здесь уже тихо рождается вечер,

Дрожа в позолоте озер.

Привычны тебе расставанья и встречи.

И странствий зовущий простор.

Тропинок и стежек исхожено много,

Где наших следов не найти.

Лесная дорога, большая дорога,

Конец и начало пути…

«Улыбки и веселие, и слезы…»

Улыбки и веселие, и слезы…

Запас впустую расшвыряла весь.

Незрячему — показывала звезды,

Глухому — пела ласковую песнь.

И впереди всего казалось мало…

— Душа ждала, дрожала и звала.

Ждала — не дождалась, и растеряла

Последние дыхания тепла.

И остаются только (как немного!)

Мои осиротевшие стихи.

И даже нету старенького Бога,

Чтоб пред уходом отпустил грехи.

Оттепель

Так долго стыли и сердца, и руки

В закостенелой спячке ледяной.

Но вместе с водами зашевелились звуки,

И набухают и дрожат весной.

Неисправимая — я снова за тетрадью,

И снова шорохи — сквозь версты и года…

Душа теплеет — кстати иль некстати —

В ней дрогнул стих, как талая вода.

В глубинке

Ютясь за занавеской ришелье,

Разросся фикус, прячась от мороза.

Подушки пухнут в лени и тепле,

И увядают восковые розы.

Так жизнь проходит мимо нас бочком,

Накинув на голову радужный платочек,

И кажется: совсем уютно и легко

Низать на спицы петли звонких строчек.

«Будь доброй, смерть! С тобой не во вражде…»

Будь доброй, смерть! С тобой не во вражде —

Я к мысли о тебе все годы привыкала.

Я знала, ты — при мне. Я знала, ты — везде,

Куда бы от тебя я в мыслях ни бежала.

Я знаю, ты — покой. Боль — только жизни крик.

Но я ведь жизнь люблю — душой и бренным телом!

Повремени. Еще мой мир — велик.

Еще так многого я сделать не успела!..

Еще на нитку жизнь дни, словно бусы, нижет.

Но знаю — ты близка. И ты все ближе, ближе…

Реквием по городу

Там, где были когда-то мы молоды, —

Сквозь тумана серебряный дым.

По чужому ходила я городу,

А он притворялся моим.

Праздным гудом звенели улицы

В мире лавок, машин и реклам.

В переулках хотелось зажмуриться

И приникнуть к забытым домам.

Встреч с домами искала знакомыми,