Вся моя жизнь - [8]

И под шуршащим, пляшущим дождем.

Смеясь, как дети, жмурясь, мы идем,

Простой и ясной радостью согреты.

Засуха

Некуда деться нам. Снова с утра

Пыльной громадой нависла жара.

Лес обескровлен от тяжкого зноя,

Бурое солнце повисло больное.

Жесткие тропы, сухие канавы,

Выпиты, выжаты блеклые травы.

Было когда-то… Постой, подожди,

Как это было? — туман и дожди,

Сырость в лицо и шурша над тобой

Ветки, набрякшие мокрой листвой,

И, возбужденно в ночи шелестя, —

Шорох и шепот и топот дождя…

«Обронила птица (ей не надо)…»

Обронила птица (ей не надо)

Радужное перышко свое.

Это значит: скоро будет радость. —

Как же мне тебе послать ее?

Если переспелыми плодами

Катятся к нам звезды с высоты,

Как же мне их удержать руками,

Чтоб потом их сохранила ты?

Низко клонит грозовая туча

Гриву синюю навстречу дню.

Ты не прячься. Знаешь — будет лучше:

Я тебя собою заслоню.

ЧЕЛОВЕК, К КОТОРОМУ ШЛА (Стихи разных лет)

I. «Как об умершей думай обо мне…»

Как об умершей думай обо мне,

Припоминая голос и походку,

Под шелест и метания во сне

И под часов безумную трещотку.

Уносит год под своды декабря

Всю ту же горечь воскрешенной стужи,

Бессонницу и отблеск фонаря,

Кропящий замерзающие лужи.

Ты знаешь  — будет ветер и весна,

Но невозможно и неповторимо:

В твоем окне нездешняя луна,

Шаги неспешно проходящих мимо,

И дрожь моих всегда усталых век,

И слово, не повторенное дважды.

Но ты запомнишь только первый снег

И полутьму, и тишину, и жажду.

(1933)

II. «Ветер долго метался в поле…»

Ветер долго метался в поле

У семафоров на черном разъезде.

Проволоки выли от жгучей боли,

Ждали неслыханной, страшной вести.

Стали перроны темней и глуше;

Поезд твой миновал вокзалы.

Я задыхалась в плену подушек,

Я начинала читать сначала,

Наизусть, бессвязные строки

Писем, не полученных мною.

Тихо плакали водостоки,

Ночь сочилась мутной водою.

И любовь умирала трудно, —

Билась долго, крылья изранив.

Поезд на путях беспробудных

Заблудился в глухом тумане.

Только я, с пустыми руками,

Выйдя в мутный, сырой рассвет,

Развернула душу — как знамя,

Белое знамя тебе вослед.

(«Скит». III. 1935)

III. «Мутит январь небесное стекло…»

Мутит январь небесное стекло,

И глуше голоса и боль упрямей.

И только одиночество светло

Над этими пустеющими днями.

От звона слов, огромных и пустых,

От нежности, истраченной бесцельно,

Я возвращусь к тебе, больна, как ты,

И одиночеством, и жалостью смертельной.

И одиночество, слабея, разожмет

Тугие руки в злом оцепененьи —

Чтобы безвольно разомкнулся рот

И подкосились в слабости колени.

И чтобы под знакомый шепот твой

Душа, звеня и претворяясь в тело,

В последней страсти, страшной и немой,

Крылатым пламенем истлела.

IV. З. Г.(«Из разноцветной вырезан бумаги…»)

Это — песня последней встречи…

Анна Ахматова

Из разноцветной вырезан бумаги

Домов на перекрестке длинный ряд.

В плененном небе голубые флаги

Обветренного сентября.

Еще я здесь и все еще — как было.

Веселый ветер дерзок и высок;

Заносит сердце змеем многокрылым

И проливает в окна пряный сок.

Смеясь, пройду сквозь переплеты комнат.

Рассыплю в шутку по подушке прядь.

Меня такой веселой не запомнить.

Меня такой спокойной не узнать.

А там, по новому, неотвратимо

Зовет гудок и подрезает нить.

Взывает ветер. Это я, любимый.

Да, это я. И все короче дни.

Глушит сентябрь. И я смеюсь, глухая,

Пуская змеем первую звезду.

Под клавишами слезы набухают.

И притаились. И растут.

(8.9.1935. «Даугава». 1980. № 6)

V. Лирическое отступление

Так много лет последней нашей встрече,

И все-таки все в памяти ясней:

Пустая улица, томящий майский вечер

И боль учтивой нежности твоей.

Как перепутались дороги, сны и годы,

Как покатилась жизнь запутанным клубком!..

Манила тишиной и радостным восходом,

Веселым шепотом и розовым теплом.

Кружилась молодость и с птицами звенела,

И в небе таяла полоской огневой.

Но память, жадная, как сохранить сумела

Твою печаль и тихий голос твой?..

И лунный парк, старинный, соловьиный, —

Ты помнишь губ дрожащее тепло

И улиц темноту, где след наш поздний, синий

Легко сметает времени крыло?..

Не знаю, где ты, и разлука длится.

И ночь. И дышит май из-за угла.

Моя душа — как будто из теплицы, —

Так много нужно ей тепла.

VI. Верность

У нас опять шумят дожди и ветер,

А где-то синь, и непогоды нет…

В который раз гадаю, где на свете

Затерянный мне отыскать твой след?

Как год, как день — иссякла четверть века.

Неуловимо молодость прошла.

Как много в жизни надо человеку

Любви и нежности, и света, и тепла!

Ведь для иных приходит слишком поздно

Простая правда радости земной;

Ты о другой мечтал под небом звездным,

А грусть свою и боль делил со мной.

Куда мне письма слать? В каких широтах

Разыскивать тебя? И как понять,

Что, может быть, обрюзгший, желчный кто-то —

Тот самый ты, который звал меня?

Ты опоздал. Назад был путь немыслим.

Но голос прошлого ничем не заглушить. —

Есть верность памяти и верность мысли,

И верность — нерушимая — души.

VII. «Прошу тебя, будь!..»

Прошу тебя, будь! Прошу тебя, будь, —

Всем срокам наперекор!

Пусть не рядом со мною. Пусть где-нибудь.

Как во сне. Как и до сих пор.

Осенью, летом, зимой и весной —

Будь со мной.

VIII. «И все же чую, что уходишь ты…»

И все же чую, что уходишь ты.

И не заполнить странной пустоты,

И не вернуть тебя ни словом, ни строкой.