Вся моя жизнь - [60]

Шрифт
Интервал

Через три года, в 1969-м, мы с папой и Вадимом устроили домашний просмотр еще не вышедшего на экраны фильма “Беспечный ездок”, где играл Питер. Папа не знал, как к этому относиться, но тот факт, что его сын – один из авторов сценария и продюсер, вызывал у него уважение. Отдельные моменты – например, где Джек Николсон курит марихуану у бивачного костра или путешествие по Америке на мотоциклах – мне очень понравились. В том, как они гоняли с килограммами кокаина в багажниках и балдели на кладбище от ЛСД, мне виделась неслыханная, дерзкая отвага. Но про себя я подумала, что для широкой аудитории это всё чересчур грубо и чуждо. А Вадим разглядел в этом фильме решительный прорыв, который должен был вызвать немедленный отклик в кинематографии и стать классикой.

Глава 13

Оседлая жизнь

Я могла быть “кем угодно, если кто-то этого хотел”, однако никогда не была среди тех, кто решал, какой должна быть современная Галатея.

Робин Морган. “Дитя субботы”

Американка с американским паспортом, я стала жительницей Франции, хотя постоянного места жительства не имела. Официально мы с Вадимом так и не поженились, но жили вместе уже почти три года и по-прежнему вместе с Натали переезжали с одной съемной квартиры на другую, пользуясь оставленной бывшими женами мебелью. Вадиму это кочевничество нравилось, но я считала, что Натали будет лучше в более стабильных условиях, да и сама хотела где-нибудь угнездиться. Мне казалось, что нам с Вадимом нужно наше собственное жилье. Я подыскала крохотный участок земли неподалеку от Удана, в тридцати семи милях к западу от Парижа. Дальше надо было ехать по узким, извилистым сельским дорогам, минуя деревни, спрятавшиеся за покрытой слоем мха каменной кладкой, мимо ферм и мягко колеблемых ветром овсяных и ячменных полей, разделенных березовыми и дубовыми рощицами, сквозь поселение Сент-Уан-Маршфруа. Сразу за ним находился участок ровной земли неопределенного вида со старым каменным фермерским домом, который давно ждал ремонта. Не знаю, почему я решила обосноваться именно там. Возможно, мне захотелось жить рядом со старинным поселением, а может, понравились каменная кладка стен и близость к лесу. Сложенные из камней стены пленили меня еще в юности, и с тех пор я сохранила любовь к ним.

От нашего дома до Сент-Уан-Маршфруа можно было дойти за десять минут, и днем, когда местные жители шли с работы на обеденный перерыв, я часто гуляла по этой дороге, стараясь поближе познакомиться с соседями. Им невдомек было, что перед ними известная киноактриса, и скорее всего, про Вадима они тоже ничего не знали, хотя я об этом не спрашивала. С одной из женщин, чей дом был рядом с нашим, мы подружились. Она охотно делилась со мной рецептами своих фруктовых пирогов. Когда я заходила к ней в гости, она всегда хлопотала у плиты или раковины, и, поскольку руки ее были либо мокрые, либо жирные, она протягивала мне для рукопожатия запястье, согнув ладонь, – этот жест, характерный для жен фермеров, я еще не раз видела в деревне. Жаль, что мне не пришлось воспроизвести его в кино. Я всегда с удовольствием общалась с соседями. Я пила крепкий кофе на кухне у своей новой подруги и думала о том, как я счастлива; вряд ли у кого-нибудь из моих американских и французских друзей была возможность так же посидеть.

Мне не хотелось, но пришлось поехать на несколько месяцев в Голливуд, где снимался фильм “Каждую среду”. Тогда-то я и решила, что нам с Вадимом надо пожениться, – во всяком случае, мне казалось, что это моя идея. Я думала, что свадьба, как и покупка фермы, упрочит наши взаимные обязательства и нормализует наши отношения, к тому же так было бы лучше для Натали. Наверное, мне всегда хотелось доказать, что я сумею создать семью и справиться с теми трудностями, которые мой папа преодолеть не смог.

Мы сыграли тихую свадьбу в Лас-Вегасе. Сначала Вадим съездил туда и получил разрешение. Затем, в пятницу после съемок, прилетели мы с братом и его женой Сьюзен, Брук Хейуорд с Деннисом Хоппером, журналистка и наша подруга Ориана Фаллачи, которая поклялась не писать о нашем бракосочетании, Пропи – мама Вадима – и его самый близкий друг Кристиан Маркан с женой Тиной Омон. Когда самолет кружил над Лос-Анджелесом, мы видели полыхающий пожарами Уоттс[29] – тогда я не заметила в этом дурного предзнаменования.

церемония состоялась в отеле “Дюны”, в нашем люксе. Мы не купили колец, к глубокому разочарованию священника, который сказал, что слова о кольцах – это кульминационный момент его речи. Тогда Кристиан одолжил свое кольцо Вадиму, а Тина свое – мне, хотя оно оказалось великовато для моего тощего пальца. Мне пришлось на протяжении всей церемонии держать руку пальцем вверх, будто я хочу послать всех куда подальше. Однако когда нас объявили мужем и женой, я расплакалась. Мы прожили вместе три года, но я даже не подозревала, сколь важно для меня было официально оформить наши отношения.

После церемонии наша дружная компания решила возобновить отношения с “Chivas Regal”[30], и к ужину ситуация несколько осложнилась. В коктейльном холле, где мы ели, позади длинного стола с закусками и массивными стеклянными лебедями, на сцене происходило некое действо по мотивам французской революции со стриптизом. Мы смотрели, как под звуки “Болеро” Равеля женщина с обнаженной грудью кладет голову под гильотину. Я сказала Вадиму, что, по-моему, нам пора уйти в номер. Но Вадим исчез в казино, и в итоге я делила ложе с его матерью. Я вообще ничего не знала о болезненном пристрастии к азартным играм, но игра тут была ни при чем. Я обиделась и разозлилась, а в самолете, на обратном пути в Лос-Анджелес, подумала: что же я натворила? Но, повторяю, я научилась дифференцировать свои чувства, могла подавить обиду и двигаться дальше.


Рекомендуем почитать
Записки о России при Петре Великом, извлеченные из бумаг графа Бассевича

Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.


Размышления о Греции. От прибытия короля до конца 1834 года

«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.


Иван Ильин. Монархия и будущее России

Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.


Граф Савва Владиславич-Рагузинский

Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)


Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.