Вступительная статья (к сборнику А. Беляева 'Фантастика') - [4]

Беляев не преувеличивал. Не зря роман «Голова профессора Доуэля» обсуждался в Первом Ленинградском медицинском институте. Ценность романа была, конечно, не в хирургических рецептах, их в нем нет, а в смелом задании науке, заключенном в этой метафоре: голова, которая продолжает жить, мозг, который не перестает мыслить, когда тело уже разрушилось. В трагическую историю профессора Доуэля Беляев вложил оптимистическую идею бессмертия человеческой мысли. (В одном из рассказов о профессоре Вагнере мозг ассистента профессора помещают в черепную коробку слона. В этом полушутливом сюжете тоже серьезна не столько сама фантастическая операция, сколько опять-таки метафорически выраженная задача: продлить творческий век мысли, работы разума.)

А критика повернула дело так, будто Беляев буквально предлагает «из двух покойников делать одного живого», уводя, мол, тем самым читателя «в область идеалистических мечтаний» о механическом личном бессмертии. Беляев отлично сознавал разницу между идеей вечного существования и продлением жизни. В рецензии на фантастический роман Г. Гребнева «Арктания» он сам отмечал, что было бы ошибочно истолковывать гипотезу известного советского медика С. Брюхоненко об оживлении «необоснованно умерших» в духе достижения человеком личного бессмертия. Много лет спустя, уже в наше время, в спорах вокруг некоторых фантастических произведений было высказано мнение, что бессмертие для отдельной личности, сомнительное биологически, могло бы повести и к ослаблению заботы человечества о потомках и вообще скорей всего явилось бы началом вырождения.

Кибернетика дала идее пересадки мозга новое основание. В новелле А. и Б. Стругацких «Свечи перед пультом» (1960) гений ученого переносят в искусственный мозг. С последним вздохом человека заживет его индивидуальностью, его научным темпераментом биокибернетическая машина. Непривычно, страшновато и пока что — сказочно. Но уже сейчас кибернетика может помочь, полагает академик Н. Амосов, в хирургической пересадке головы. Как видим, наука на новом уровне опять возвращается к идее «Головы профессора Доуэля».

Этот роман ценен не только тем, что привлек и продолжает привлекать внимание широкой общественности к волнующей научной задаче. Сегодня, может быть, еще более важно то, что Беляевым были хорошо разработаны социальные, психологические, нравственные, этические аспекты такого эксперимента. Академик Н. Амосов как-то сказал, что если бы пересадка мозга была предложена лично ему и было бы невозможно приживить голову к новому телу, он ради того, чтобы сохранить счастье мыслить, смирился бы с вечной неподвижностью изолированной головы. Задача создания двуединого организма порождает еще более сложные человеческие проблемы. Романы Беляева как бы заблаговременно ставили их на самое широкое обсуждение и в этом качестве продолжают быть в поле зрения ученых (см., например, статью Э. Кандель «Пересадка мозга» в «Литературной газете» от 31 января 1968 г.).

Цель научной фантастики, говорил Александр Беляев, служить гуманизму в большом, всеобъемлющем смысле этого слова. Активный гуманизм был путеводной звездой его творчества. Любопытно сопоставить сюжет «Человека-амфибии» с фабулой одного романа, пересказанного поэтом Валерием Брюсовым в набросках неопубликованной статьи «Пределы фантазии», относящихся примерно к 1912–1913 годам. Брюсов был большим знатоком фантастики и сам писал фантастические произведения. Героем романа, названия и имени автора которого он, к сожалению, не называет (в квадратных скобках мы приводим недописанные в черновой рукописи Брюсова буквы и части слов), «был юноша, котором[у] искусственно одно легкое заменяла жабра апасу. Он мог жить под водой. Целая организация была образована, чтобы с его помощью поработить мир. Помощники „челов[ека]-акулы“ в разных частях з[емного] шара сидели под водой в водолазных костюмах, соединенных телеграфом. Подводн[ик], объяв[ив] войну всему миру, взрывал минами Ф. остров и навел панику на весь мир. Благодаря помощи японцев ч[еловек]-акула был захвачен в плен; врачи удалили у него из тела жабры акулы, он стал об[ыкновенным] человеком, и грозная организация распалась».

Возможно, что в пересказе сохранился лишь авантюрный скелет. В романе Беляева центр тяжести — в человеческой судьбе Ихтиандра и человечной цели экспериментов профессора Сальватора. Гениальный врач «искалечил» индейского мальчика не из сомнительных интересов чистой науки, как «поняли» в свое время Беляева некоторые критики. На вопрос прокурора, каким образом пришла ему мысль создать человека-рыбу и какие цели он преследовал, профессор отвечал:

«— Мысль все та же — человек не совершенен. Получив в процессе эволюционного развития большие преимущества по сравнению со своими животными предками, человек вместе с тем потерял многое из того, что имел на низших стадиях животного развития… Первая рыба среди людей и первый человек среди рыб, Ихтиандр не мог не чувствовать одиночества. Но если бы следом за ним и другие люди проникли в океан, жизнь стала бы совершенно иной. Тогда люди легко победили бы могучую стихию — воду. Вы знаете, что это за стихия, какая это мощь?»