Встревоженные тугаи - [14]

Из юрты вышел чабан. Высокий. Худощавый. Редкая седая бородка клинышком. Зычно крикнул на собак, и они, опустив хвосты, побрели медленно к юрте, в тень. Ни одна больше даже не покосилась на газик.

Удивительно послушны чабанские собаки. Как их приучают к подобному послушанию, одному богу известно.

– Дорогой гость к юрте подъехал, хозяину радость, – приложив правую руку к сердцу и слегка кланяясь, приветствовал чабан. – Кумыс ждет тебя Игорь-ага. И солдат твоих тоже.

– Спешим, аксакал. Извини нас. Скажи, машину видел?

– Нашу видел. Вон там прошла, степью. Быстро бежала. Как журга застоялая. Думаю, баскарма за барашком срочно послал.

– Не посылал ее директор совхоза. Давно прошла?

– Пыль не осела еще.

– Нарушители, аксакал, на той машине ехали. В разливы хотят уйти, – сказал Антонов. – Нужно быть осторожным. Другим чабанам передай. Если дотемна не задержим, позову всех вас на помощь.

– Все понял, Игорь-ага. Лошадь к юрте привязана. Сейчас же поскачу.

Антонов знал, что очень скоро все чабаны, какие пасут отары в районе разливов, будут знать о нарушителях, Умеют в степи передавать новости молниеносно, хотя и расстояния здесь большие.

Попытался было Антонов поначалу, когда принял заставу, понять, как такое возможно, даже расспрашивал местных жителей, но все, будто сговорившись, отвечали одно и то же: «Узун кулак». С улыбкой отвечали. И тут же переводили: «Длинное ухо». Больше никаких пояснений не давали. Сейчас это самое «длинное ухо» сработает безотказно, как срабатывало столетиями. Одно вот только плохо: нарушители, наверняка, уже у разливов и может пострадать кто-нибудь из тех чабанов, которые пасут овец близ них. И Антонов снова, уже какой раз, упрекал себя за промах.

«Мог бы сразу разгадать замысел нарушителей. Машину бы у директора совхоза взял и – прямиком сюда. Давно бы она здесь была. Давно бы “узун кулак” сработал. Теперь не вернешь упущенного».

Теперь остается одно – жать на газ до упора. Что, впрочем, и делал водитель. Он тоже понимал сложность обстановки. И все же Антонов не удержался. Подбодрил водителя:

– Давай, Кильдяшев, давай! Не снижай скорости.

Майор видел, что как ни старались держаться солдаты за борта газика, их то подбрасывало вверх, благо брезент мягок, только фуражки слетали, то толкало друг на друга, и уж наверняка на боках у них появились синяки от ударов о приклады и рожки автоматов. Сказал, словно для себя:

– Чуток потерпеть осталось. Скоро разливы. Вон уже юрта видна.

Метрах в двухстах от камыша, на возвышенности, стояла юрта, как большой белесый колпак, надетый на макушку скрытой в земле головы. Справа виднелась еще одна. Эта стояла совсем рядом с камышами. Сбоку, в нескольких десятках метрах от юрты, – загон для овец, обнесенный невысокой камышовой оградой.

За загоном – грузовик. Издали видна только кабина.

«В юрте ли нарушители? Или уже ушли? Если в юрте, встретят огнем и кинутся в разливы», – предположил майор и скомандовал:

– Остановись вон в той лощинке. Машина стоит у юрты.

Все сразу повернули головы к ветровому стеклу. Кто сидел поближе к нему, увидел машину и возбужденно делился увиденным с товарищами:

– Вон кабина видна. За камышовой изгородью!

– Карандин с Рублевым, – прервал возбужденность солдат Антонов, – по лощине заходят слева к юрте. Бошаков и Батрединов – в камыши. В засаду напротив юрты. Все остальные за мной к грузовику. По юрте не стрелять. Кильдяшев, выманите их. Отсюда – в степь, обратно прямиком к юрте. Чтобы увидели или услышали. С перегазовочкой шумной. Посигналь, как останется метров с полсотни. Собак бы раньше времени не всполошить.

– Вряд ли всполошатся, – высказал свое мнение Бошаков. – Чабан давно их усмирил. Не посмеют ослушаться.

Предположение Бошакова оправдалось. Все произошло без вмешательства собак. Когда пограничники покинули газик, он выехал в степь, описав полукруг, направился на юрту. Кильдяшеву видно, как, прижимаясь к камышовой стенке, Карандин с Рублевым подходят к юрте. Карандин впереди метров на пять. Еще несколько шагов – и он дойдет до угла загона.

«К машине тоже подошли, должно быть, – прикидывает Кильдяшев, – и в камышах уже укрылись. Пора сигналить».

Только собрался нажать на сигнал, полог юрты откинулся, двое из нее выскочили. Автоматы вскинули и начали стрелять по машине очередями. Пуля пробила ветровое стекло, Кильдяшев пригнулся; одной рукой продолжая рулить, другой достал из гнезда автомат. Но что это дало? Ответную очередь не дашь: за спиной нарушителей юрта, а в ней чабаны. А пуля – дура. Он просил мысленно Карандина с Рублевым:

«Полосните!»

Еще одна пуля вонзилась в стекло, жикнула около уха подпилком, осколки мелкие в щеку ударили.

«Что медлит Карандин?»

А Карандин не медлил. Услышав автоматные очереди, кинулся вперед, к углу, и, вскинув автомат, нажал на спусковой крючок. Один нарушитель неуклюже завалился на бок, второй дал ответную очередь. Как огнем обожгло Карандину левое плечо и руку ниже локтя – автомат выпал. Упал и сам рядом с ним. Здоровой рукой подтянул его к себе, оперся, со стоном, на раненую и выпустил очередь по убегающему к камышам нарушителю. Тот вздрогнул, остановился на миг и побежал, прихрамывая, дальше. Карандин больше стрелять не мог: раненая рука не держала оружие. Он зло выругался, но в это время увидел «газик», который резко остановился, дверца резко открылась, Кильдяшев прошил очередью камыш, но пули, однако, не зацепили нарушителя – он укрылся в непроглядной камышовой густоте.