Встречи с животными - [46]
Всю жизнь, с раннего детства, я не могу видеть равнодушно гнездо скопы. Я часами любуюсь им, хотя в нем как будто и нет ничего особенного. Гнездо сооружается из толстых кривых ветвей и сучьев, но как бывает живописна эта огромная куча хвороста, укрепленная на самой вершине великана дерева.
Когда весной я приехал в Ленкорань и увидел много скоп и их гнезда, мне стало как-то особенно радостно. «Вот, — подумал я, — будет интересно понаблюдать за этими чу́дными птицами. А быть может, мне удастся добраться до гнезда скопы и достать кладку яиц для своей коллекции». Однако большинство гнезд, попадавшихся мне, помещалось на таких огромных деревьях, что влезть на них не представлялось никакой возможности, так как в нижней части они не имели сучьев и были в два-три обхвата.
Вот среди затопленных водой рисовых полей — беджар, покрытых, как ковром, яркой зеленью молодых всходов, высоко к небу поднимается великан дуб. Дерево давно отжило свой век, высохло, буря сломала его вершину, свалились на землю ветви, но могучий ствол по-прежнему сохраняет былую красоту и прочность. И по сравнению с мертвым великаном кажутся низкими растущие по соседству молодые деревья. Погибшие дубы великаны — излюбленные места гнездования скоп. Массивное гнездо, выстроенное на обломленном стволе, как шапкой, прикрывает нагую вершину дерева. Вот и попробуй добраться до такого гнезда. Конечно, пробовать можно, но мало вероятности, что ваша попытка даст результат.
После осмотра нескольких десятков гнезд я наметил лишь два из них, которые мне казались более доступными. Одно помещалось в окрестностях селения Вель, другое — в 20 километрах, у самого подножия хребта Талыш.
Выбрав сухой и солнечный день, ранним утром я оседлал лошадь и пустил ее крупной рысью по направлению видневшегося вдали лесистого холма Машхан. Сначала дорога шла к западу. Я миновал селение, пересек широкое, открытое пространство затопленных водой рисовых полей и, углубившись в лесную чащу, едва приметной тропой достиг первых увалов. Отсюда хорошо проторенная дорога шла прямо на юг мимо того места, где неделю тому назад я заметил гнездо скопы.
Дикая и своеобразная природа окружала меня. Что-то сказочно красивое и в то же время страшное таилось в ней. Направо от моего пути поднимались покрытые лесом Талышские горы, налево широко раскинулись лесные водохранилища — истыли, то есть затопленные лесные площади, где местные жители сохраняют воду, используя ее для поливки рисовых плантаций. Эти затопленные водой леса поражают своей пышностью. Какая яркая зелень листвы, сколько цветов, ветви обвиты серыми и зелеными лианами, сколько яркого света и солнца вверху и как темно под зеленым сводом! А из глубины глухой чащи до вас доносится беспрерывный гомон лягушек. Только обилие воды и южное солнце в состоянии создать такую красоту. Но в то же время лесные истыли — страшное место. Это рассадник тропической лихорадки.
Впереди по обеим сторонам дороги виднелась роща каких-то вечнозеленых растений. Моя лошадка, бежавшая до этого бодрой и ровной рысью, вдруг начала упрямиться. Она крутилась на одном месте, не желая идти дальше. И когда я, потеряв терпение, дал ей шпоры, она встала на дыбы и, сорвавшись с места, вихрем понеслась вперед так, что в ушах засвистел ветер. Несколько минут спустя роща осталась далеко позади, и лошадь вновь побежала обычной рысцой. Так называемая «пальмовая роща», по суеверным понятиям стариков окрестных селений, нехорошее место. Ее принято объезжать стороной или проскакивать полным карьером. Лошадка, приученная своим хозяином, строго придерживалась этих правил.
Еще десять минут езды, и я близок к цели. С дороги мне видны совсем маленький азербайджанский поселок, расположенный на берегу истыли, несколько поодаль возвышающееся над лесом дерево, а на его вершине — уже знакомое гнездо скопы. Приблизившись к первому домику и заметив сидящую на низком крылечке женщину, я прошу у нее разрешения оставить лошадь. Но она не отвечает мне и как будто спит сидя, опустив на грудь голову. Я громче повторяю вопрос, она поворачивает ко мне лицо, и при виде его мне становится жутко. Белеют ровные зубы, из темных орбит безжизненно смотрят глубоко провалившиеся глаза замученного лихорадкой человека.
— Что с тобой? — невольно срывается у меня с языка вопрос, и в следующую минуту я уже жалею о нем.
Женщина медленно поднимает худую, дрожащую руку, указывает ею по направлению ближайшего леса, где, как сумасшедшие, квакают лягушки.
— Ис-ис-ис-тыль, — тянет она еле внятным голосом…
Да, это истыль с его богатой растительностью, водой, необходимой для рисосеяния, и в то же время рассадником страшной тропической лихорадки. Сейчас у нас ликвидированы очаги этого заболевания, а в то время эта болезнь была настоящим бичом местного населения.
Я поспешно иду к дереву с гнездом скопы. Вот и истыль. Под ногами хлюпает вода, в темной чаще она достигает моих колен. Я подхожу к дереву, на котором выстроила свое гнездо птица. Но каким неприступным кажется оно мне вблизи! Его вершина намного возвышается над крупным лесом. Тысячи комаров, потревоженных моим появлением, поднимаются в воздух, назойливо лезут в глаза, в уши, в рот. Пытаюсь их отгонять сорванной зеленой веткой, давлю на лице, на шее ладонью.
