Встречи... Разлуки... - [9]

И Васька тоже хорош! И он только и нашел что вспомнить — какие-то жалкие контрольные. Ему бы гордиться тем, что отец стоит на мостике такого корабля! Леля, конечно, неглупая женщина, но, видимо, чего-то в семейной жизни не учла, что-то прошло мимо ее внимания. Сама не заметила, каким стал Николай Терехов, и сыну не смогла внушить. Когда-то думалось: пойдут с сыном вместе на футбол, на пляж. Но с дружками ему, оказывается, интересней. Ну да ладно! Может, еще поймет.

— Николай Степанович, по носу у нас «Украина», — заглянув в каюту, доложил вахтенный помощник.

— Иду! — Капитан надел фуражку. Встреча со своим судном в чужих водах всегда радостна. А со старым морским волком капитаном «Украины» Каминским Николай Степанович был к тому же близко знаком.

Глава 5

В этот день Елене Ивановне предстояло много хлопот. На базе обещали дать небольшие, красивые чашки и два ковра для малышей. Старшей группе шефы привезли шкафчики для верхней одежды и в придачу к ним, совсем уж неожиданно, картину чуть ли не во всю стену.

Новый комбинат становился все более обжитым и уютным. И цветы появились на полках. Кто-то из дому принес.

— Нравятся? — спросила Тимофеевна, пожилая нянечка. Она несла в кухню пустую кастрюлю из-под супа.

— Еще бы! Ваши? — Елена Ивановна вспомнила, что Тимофеевна большая любительница цветов.

— Теперь уже наши! — Тимофеевна, улыбаясь, кивнула, и глаза ее на полном круглом лице превратились в узкие щелки. — Не знаю, может, и не ко времени моя просьба, — неуверенно продолжала она.

— Я уже сказала, чтобы за вас подежурили, берите свои выходные и отдохните сколько нужно.

— Вовсе я не про выходные.

— Так в чем же дело, Тимофеевна?

— Я про березки. Если б нам еще березки.

— Так мы уже посадили деревья.

— В помещении, говорю, березки. Вот тут, в углах на лестнице, сделаем стволы деревьев, на подставках, вроде веточек, — вьюнки, елочки. Как настоящие деревья получатся.

— Да вы поставьте кастрюлю, Тимофеевна.

— Она мне не мешает. Ствол, конечно, не настоящий, а ветки, листочки живые.

— Хорошо, Тимофеевна. Будут у нас березки. Подумаем только, как это сделать, — сказала Елена Ивановна и отворила дверь в старшую группу.

Ребята сидели за обедом. Несмотря на уговоры воспитательницы, тушеная морковь на тарелках оставалась нетронутой.

Попробовав это варево, Елена Ивановна нахмурилась. Ни сахара, ни масла, да еще подгоревшей мукой заправлено.

Воспитательница, молоденькая девушка, видно, только и ждала, чтобы Елена Ивановна отведала ребячий обед, и стала жаловаться. Разве можно этим детей кормить? А сырники вчера принесли из кухни такие маленькие, что не знаешь, как их делить. Полтора сырника каждому. И компоту сегодня не хватило. Пришлось полчашки наливать.

— Матери спрашивают, сыты ли дети, а что я отвечу? Олег, ешь сейчас же! — прикрикнула воспитательница на малыша.

Олег поморгал рыжими густыми ресницами и заплакал.

— Перестань!

А он повернулся к Елене Ивановне и, глядя на нее, заревел еще громче. От нее он ждал избавления от ненавистной моркови.

— Тебя заберет из садика мама или ты сам пойдешь домой? — спросила она, чтобы его отвлечь, прекратить рев, пока не вступил весь хор.

— Сам пойду, — деловито ответил Олег.

— Сам оденешься и шкафчики не перепутаешь?

— У меня на шкафчике слон, — окончательно успокоившись, пояснил Олег.

Воспитательнице Елена Ивановна сказала, что сейчас принесут печенье и масло. А морковь — в помойное ведро.

В кухню вошла внешне спокойная и вдруг увидела, как Клавдия сунула на полку под полотенце два больших свертка.

— Вам только двадцать три года…

— Да, уже двадцать три, — притворно вздохнула повариха и бросила настороженный взгляд на начальство.

— Ну и как вы думаете жить дальше?

— Как все… — Клавдия посмотрелась в оконное стекло, поправила высокую белую шапочку и добавила: — Курсы поварих закончила? Закончила! Хожу чистая. В кухне чисто. Пообвыкла с работой. Управляюсь.

— У нас уже был два дня назад разговор, когда детям не хватило завтраков. Вы помните?

— С кем не случается, — потупив взгляд и горестно вздохнув, произнесла Клавдия. — Ошиблась, не рассчитала.

Елена Ивановна помолчала, подавляя гнев.

— При чем тут ошибки?! Вы отлично знаете, о чем я говорю.

В кухню с ведром и тарелками вошла Тимофеевна. При ней тон Клавдии стал нагловатым:

— Не знаю, что вы имеете в виду. Однако не грех бы вам, опытному работнику, иногда помочь молодому специалисту. — Клавдия сразу оценила обстановку, догадавшись, что начальство почему-то не решается произнести слово: воровство.

А Елене Ивановне и впрямь было трудно назвать молодую женщину постыдным словом: воровка. Но, увидев ведро с бурым месивом, вспомнив горький плач Олега, она резко сказала:

— Собирайтесь и уходите вон. Больше вы не переступите порога этой кухни. Ясно?

— Нет, не ясно. Я не понимаю, за что?

Тимофеевна укоризненно покачала головой, возмущенно сказала:

— Совесть ты потеряла, Клавка. Если, конечно, она у тебя имелась.

— Я желаю знать, за что?! — не сдавалась Клавдия.

— За воровство! — крикнула Елена Ивановна. — Остатки пищи я соберу и отправлю в лабораторию.

Клавдия растерянно пожала плечами. Дело принимало неожиданный оборот. Упоминание о лаборатории ее испугало. К тому же Елена Ивановна взяла с полки оба свертка, вытащила завернутые в целлофан масло и сахар, обернулась к Тимофеевне.