Встречи... Разлуки... - [18]

— Но неужели же отец не может разобраться и положить конец этому безобразию?

— Дорогой Николай Степанович, уж кто-кто, а вы-то должны знать, легко ли разбираться после рейса, когда на берегу побудешь несколько дней и опять в море.

— Это верно, — задумчиво произнес капитан.

— Но оставим этот разговор! — воскликнула Татьяна. — Ведь так чудесно, что мы на берегу, дома. Сидим с вами — независимые люди — и еще несколько часов, пока не вернемся на судно, будем свободны. Это же надо ценить!

— Ценю! Так за свободу! Пусть хоть на час!

Потом они медленно шли по улицам, не замечая холодного сырого ветра. Неподалеку от порта, у высокого здания, Татьяна остановилась, прислушалась.

— Шопен…

Из ярко освещенного приоткрытого окна неслись звуки музыки, раздавались оживленные голоса. Того, кто играл, не слушали там, наверху, а здесь, на темной улице Татьяна, словно завороженная, стояла не шевелясь.

Николай Степанович положил руки ей на плечи, заглянул в глаза, притянул к себе…

— Ты думала обо мне?

— Разве нужно об этом спрашивать?!

Молча прошли несколько шагов. Она взяла его под руку, совсем тихо сказала:

— Забудем.

Он не ответил. Как забыть? Пустые слова.

— Я не хочу ничего чужого, — продолжала она. — И вам это не нужно. И на одном судне плаваем.

— А если не на одном? — Сам не знал, зачем задал этот вопрос.

— Если бы. — Она глубоко вздохнула. — После одного «если бы» последует второе, третье. Вы не свободны, значит… Пусть все будет как раньше. А теперь я пойду. Не нужно, чтобы нас видели вместе.

Николай Степанович остался на улице, дожидаясь, пока она миновала проходную, пошла по причалу к «Иртышу».

Конечно, Татьяна права. На судне ничего не скроешь. Не хватало, чтобы пополз шепоток. Если б он, Николай Терехов, не был женат…

Поздно. Слишком поздно. К сожалению, опыт, осторожность приходят с годами. Разве теперь так легко сорвалось бы с языка: «Приезжай!» Он приглашал Лелю лишь погостить. Но если уж совсем честно — разве не любил ее? Любил! Тогда был уверен, что любит. Тогда? А теперь? Поздно.

Через день-два предстоит встреча с Лелей. Делать вид, будто ничего не произошло. Притворяться? А если нет? Хорошо, что они недолго простоят в Одессе. Может потом, со временем, пройдет это наваждение.

Если бы прилетела Леля, ничего этого бы не случилось. Но она не прилетела. Мало ли, что он дал радиограмму. Если бы хотела, нашла бы время встретить мужа.

Глава 9

Объяснение с Тимофеевной произошло неожиданно. Они были одни в кабинете.

— Да не переживай ты так, Елена Ивановна. Со зла клюют: то не так, это не так. А с чего вдруг все «не так?» Все потому, что Клавку вышибли.

— Я ведь уже говорила: не в Клавдии дело, — ответила Елена Ивановна.

— А я стою на своем и стоять буду. Есть у нее, у Клавки, где-то своя рука.

— Коржова, конечно, нагородила с три короба, но никакой такой «руки» у нее нет. — Елена Ивановна сложила папки, спрятала в ящик и поднялась, давая понять Тимофеевне, что разговор продолжать не хочет. Стыдно, что старая и, казалось бы, хорошая женщина за глаза ругает Коржову, а сама же сообщила ей о том случае во время блокады.

— У вас больше вопросов ко мне нет? — спросила Елена Ивановна с холодком, видя, что Тимофеевна все еще не уходит.

Та подошла ближе к столу, зачем-то вытерла фартуком руки и, пододвинув стул, села.

— Я так, Елена Ивановна, думаю, если чем не угодила, так прямо сказывай. Стряпаю плохо или по кухне какое упущение, чего недоглядела? За что гневаешься?

— Не гневаюсь я вовсе.

— Слава богу, не маленькая, вижу. Чего нам-то в прятки играть? Не того десятка ни ты, ни я.

Запинаясь, Елена Ивановна рассказала, как напомнили ей: избила подчиненную.

— Ах, гадина! — всплеснула руками Тимофеевна. — Так ведь это я ей сказала. Кого я совестила?! С кем толковала?! Только неприятностей добавилось. Ты уж меня прости, старую.

У Елены Ивановны отлегло от сердца.

В тот же день Ярошенко снова вызвали в районо. Как бы между прочим, начальство поинтересовалось, забрала ли она из редакции статью.

Да, критиковать товарищ Лапшину небезопасно. Вот и посыпались комиссии.

«Заведующая не обеспечивает руководство детским комбинатом «Березка».

Даже хорошо, что Коля просил «воздержаться от поездки в Новороссийск». Не бросишь в такое время дела, не уедешь! Он знает, как ей всегда трудно вырваться. Но… все-таки почему на этот раз решил не вызывать? И вообще странно, что за весь рейс были только три суховатых радиограммы. Всего три.

Бросить все — и на аэродром. Вечером побыть с Колей, а потом, утром, первым же самолетом назад. Чего еще раздумывать?! Разве нельзя позволить себе один вечер? Что там с ним? Может, захандрил. И вдруг, неожиданно, — а вот и я! На все махнула рукой — и к тебе, Коленька!

— Вылет на Краснодар отменен! Аэропорт не принимает.

Ей надо, непременно надо быть в Новороссийске. А если лететь не через Краснодар?

— Никак не попадете сегодня. Приезжайте в аэропорт утром.

До чего ж обидно! С рекламного щита улыбается стюардесса — удобно, быстро, дешево!

Дать Коле телеграмму? Отсюда, из аэропорта? Нет, не нужно. Он сам сегодня позвонит. Ему ведь просто — только выйти в город.

— Ты давно дома? Кто-нибудь звонил? — едва переводя дух, спросила Елена Ивановна сына.