Встречи... Разлуки... - [10]

— Отнесите в кладовую, пусть взвесят.

— Что там? — удивленно воскликнула Клавдия, словно в первый раз увидела эти свертки: — До чего же подлые люди пошли. Тут одна мамаша дежурила.

— Уходите отсюда! Сейчас же! Уходите! — Голос Елены Ивановны дрожал.

— Это, между прочим, не ваша собственность, а государственное учреждение, и я буду жаловаться.

Елена Ивановна не дослушала. Сразу же за ней вышла Тимофеевна.

— Да вы успокойтесь. Чего из-за такой-то расстраиваться. Ей ведь что с гуся вода.

— У кого крадет?! Половину сырника, половину котлеты?! Мы во время ленинградской блокады детишек подбирали. Вот у них, у еле живых, повариха крала… Тоже поймала за руку. Била прямо в кладовой. Себя не помнила.

— Разве это человек?! Сейчас к плите стану. Вы только кладовщика предупредите.

— Конечно.

Тимофеевна взялась за ручку двери, обернулась:

— Я про березки вам давеча говорила. Папаша есть на примете. Степанов. Мастеровой человек.

— Так ребята его уже в школе.

— Правильно. Их там хвалили. Из нашего садика хорошие детишки в школу приходят. Вот Степанов и говорит: подарок с меня! Не для нас ведь, для ребят сделает, — поспешно добавила Тимофеевна.

На склад в этот день Елена Ивановна так и не попала. Успеть бы на заседание райисполкома. Сегодня там слушают вопрос Ясиневой. Еще накануне вечером Елена Ивановна продумала каждое слово, которое скажет в защиту ее прав.

Ясинева встретила ее у дверей исполкома взволнованная. Все у них решено. Все сделают по-своему. Ей уже сказали: по праву наследования комнату получит ребенок вдовы. Следовательно, Инна. Головой стену не прошибешь.

— Какое право наследования?! Что за чушь?! Квартира жактовская, государственная. Мама ваша жива, живет в этой квартире. И успокойтесь.

Значит, заседание уже началось. Елена Ивановна попросила доложить о себе. Она хочет присутствовать при разборе дел.

И вдруг оказалось, что никакие заранее приготовленные речи не нужны.

— Все будет как надо, — сказал ей председатель.

— Я хотела бы разъяснить некоторым товарищам нелепость утверждения насчет права наследования государственной жилплощади.

— Сие положение я уже разъяснил перед заседанием. А у вас, наверное, достаточно своих дел.

— А может, лучше остаться?

— Вы мне не доверяете? — удивленно-настороженный взгляд.

— Доверяю. Спасибо. — Елена Ивановна теперь действительно была убеждена, что с Ясиневой все будет как надо.

— Когда кончится заседание, позвоните, — сказала она Ясиневой и вышла на улицу.

Потеплело. Мягкой волной нахлынул с моря влажный воздух. Коля сейчас где-нибудь в Средиземном. Может стоять и смотреть, как оно дышит, как меняет свой цвет, когда солнце клонится к закату. Однажды летом, рано-рано утром, они с Колей видели розово-голубое море. Стояли, обнявшись, над обрывом. Одни. В доме отдыха все еще спали. Солнце рождалось из розового моря. И Коля запомнил, потому что потом, когда пошел в свой первый дальний рейс, сказал: «Средиземное тоже бывает розовым, только гораздо ярче…»

Поехать бы сейчас к морю. Побыть там хоть полчасика. Но некогда, всегда некогда.

Елена Ивановна взглянула на часы. Надо зайти в Дом ученых, проверить письмо, поговорить с директором товарищ Лапшиной. Проверка этого письма поручена депутату Осадчему. Он несколько раз отпрашивался с работы, но застать Лапшину никак не мог. Тогда ему в помощь дали депутата Ярошенко. Но и Елене Ивановне не удалось встретиться с директором. А время не ждало. Похоже, что Лапшина умышленно уклоняется от этих встреч.

Ну что ж, можно обойтись и без нее.

Руководители кружков с удовольствием рассказывали об успехах самодеятельности на олимпиаде. Оставалось лишь выяснить кое-какие детали, и Елена Ивановна их выяснила. Но попросила, чтобы товарищ Лапшина приняла депутатов в такой-то день, в такой-то час.

Вася в этот вечер был дома. Сидя на диване, курил. Елена Ивановна открыла форточку и вышла в кухню. Обед, на столе не тронут. Опять надут, обижен. А почему, спрашивается? Пожалуй, сейчас самое время серьезно с ним поговорить. До сих пор она откладывала этот разговор. Но зачет, которого сын боялся и к которому долго готовился, теперь позади. Хватит играть в молчанку.

— Я хотела задать тебе несколько вопросов, — начала она, взяв стул и усаживаясь возле Васи.

Он не шевельнулся, продолжая листать «Огонек».

— Не считаешь ли ты, что пора, наконец, сказать, куда ты дел вещи, которые вытащил из шкафа?

— Твои или мои вещи?

— Пока еще у тебя нет ничего своего. — Елена Ивановна не выдержала взятого с самого начала спокойного тона.

— Напрасно ты этого не сказала раньше. Я бы позаботился, чтобы вещи у меня были свои.

— Глупости! Как бы ты позаботился?

— Пошел бы вместо института работать.

— Работать! Да знаешь ли ты, что это такое?! Ладно, свои-твои, где вещи?

— Я ведь тебя ни о чем не спрашиваю… и если дело только в том, что я не зарабатываю, то это препятствие легко устранимо.

— Ведь пустые слова говоришь!

Зазвонил телефон. Елена Ивановна взяла трубку и услышала взволнованный голос Ясиневой.

— Все хорошо! Вы слышите меня, Елена Ивановна?! Я уже вам звонила, вас не было дома. Все хорошо окончилось.

— Ну, вот видите.