Встречи, которых не было - [111]

Так случилось невероятное.

В честь боковой Мариинской разведки и весь рудник — уже не воображаемый, а настоящий — получил название Мариинский.

Но удача была слишком велика, слишком неожиданна, чтобы так просто поверить в нее. Алибер срочно упаковал лучшие образцы графита и поскакал в Иркутск, чтобы подвергнуть его лабораторному анализу. Когда тщательный анализ подтвердил самые смелые предположения Алибера, первостатейный купец, геолог и астроном-любитель сделал доклад в Сибирском отделении Императорского русского географического общества.

Вот как сам Алибер характеризует графит в статье, опубликованной Географическим обществом: «Открытый сибирский ботогольский графит по свойственной ему крепости отлично распиливается во всю длину куска, по желанию даже на самые тонкие части и имеет притом чрезвычайную плотность (что и составляет высокую его ценность, ибо кусок самого лучшего природного графита, быв превращен в порошок, сделался бы уже совершенно ничтожным), а потому будет употребляться, как и прежний знаменитый комберлендский, в натуральном виде, и из него можно будет делать все виды карандашей, означаемых в Англии по сортам известными, принятыми там литерами. Приготовленный из сибирского графита карандаш мягок, цвета самого приятного, легко и скоро уступает резине, не оставляя никаких следов писанного, а между тем не стирается от прикосновения других тел и, наконец, принимает без повреждения самый тонкий очин, который нескоро требует возобновления, как это повторяется беспрестанно на карандашах искусственных».

Убедившись, что драгоценного графита в шахте много, что находка не случайна (в короткий срок было добыто около двадцати пяти пудов), Алибер воспрянул духом, будущее виделось ему в самых радужных красках. Алибер не сомневался, что настала пора великих свершений, что через некоторое время он создаст в Петербурге карандашную фабрику, ни в чем не уступающую заведениям знаменитого Брокмана, и наладит выпуск карандашей, превосходных по качеству, дешевых, доступных по цене всем сословиям. Увлекаясь, Алибер мечтал учредить карандашную фабрику уже в январе следующего 1855 года, причем фабрику обширную, способную конкурировать с иностранными не только в России, но и за рубежом. И конечно, он верил, что карандаши его станут известными всему просвещенному миру!

Свое сообщение в Сибирском отделе Географического общества Алибер закончил следующими весьма и весьма выразительными словами, ярко характеризующими и самого первостатейного купца: «Настоящий успех мой стоит мне очень дорого: восемь (точнее, семь. — И.3.) лет я провел в диких горных дебрях и был предоставлен всем лишениям, очень естественным при таком образе жизни, перенес всякого рода страдания. Труд и горе были неразлучны со мною. Ко всему этому при моих настойчивых поисках я потерял затраченный вообще по этому делу весьма значительный капитал — свыше восьмидесяти тысяч рублей серебром. Но Бог благословил мои труды, и теперь во мне живет одна мысль: что кроме собственной моей пользы, которую доставит мне мое открытие, я несомненно надеюсь, что могущественная Россия присоединит к значительному числу своих мануфактурных и фабричных производств и эту новую ветвь промышленности, которая впоследствии сделается потребностью всей Европы и других частей света».

К сожалению, планам этим не суждено было сбыться. Нет оснований сомневаться, что Алибер со свойственной ему энергией и настойчивостью пытался воплотить мечту в жизнь. Но собственных средств ему не хватало. Пришлось приступить к долгим и сложным переговорам с компаньоном Занадворовым. В конце концов тот обещал построить на свои средства карандашную фабрику и поставить на рудник новейшее оборудование.

Алибер снова уезжает на рудник. Он не жалеет средств и быстро завершает строительство дороги от заимки до разработок. Позднее стоимость ее оценили по два рубля за каждый вершок ширины. Очевидно, еще дороже обошлось Алиберу благоустройство тропы от Ботогола до села Голуметь: пришлось вырубать лес, гатить болота, укреплять склоны. Но Алибер верил в полный успех, и ничто не смущало его. Горести остались в прошлом, и теперь вновь по ночам в звездное небо смотрел объектив телескопа — Алибер со спокойной совестью мог созерцать движение светил.

В эти годы по Саянам странствовал давнишний знакомый Алибера искатель самоцветов Пермикин — тот самый, в семье которого первостатейный купец служил брадобреем и учителем французского языка. Бывшие друзья к этому времени превратились в соперников. Ни одним словом не упомянули они друг о друге в своих записках, хотя работали бок о бок и, вероятно, встречались.

…Минул январь 1855 года. Занадворов даже не приступил к строительству карандашной фабрики. Опять началась для Алибера трудная пора переговоров и уговоров, и в конце концов понял он, что на Занадворова рассчитывать не приходится. Следовательно, только самые решительные меры могли спасти предприятие Алибера, могли спасти его от банкротства.

И он принял эти меры. В 1856 году он заключил контракт на поставку графита в Нюрнберг, на известную карандашную фабрику А. В. Фабера. Прекрасный графит произвел должное впечатление на владельцев фабрики. Дальность, перевозки — почти семь тысяч верст без железных дорог по Сибирскому тракту — не смутила высокие договаривающиеся стороны. Контракт, надо полагать, был заключен на выгодных для сибирского промышленника условиях.