Встречи и верность - [95]
Я, шедшая к Севастополю весной 1944 года, чувствовала себя действительно кровно связанной с теми, кто восемь месяцев защищал город, с осени сорок первого по июль сорок второго, а среди них были люди 25-й Чапаевской дивизии, многих я уже знала не только по именам — по делам их! И постепенно выясняла: более ста человек командиров из этой дивизии, защищавшей Одессу, а потом и Севастополь, когда-то в ранней юности сражались под началом Чапаева. Да, тут на Мекензиевых горах, в 25-й Чапаевской, переплеталось севастопольское и чапаевское, и это стало конкретно осязаемым еще в войну, хотя тогда я и не предполагала, что много лет в мирное время буду возвращать и возвращать своим читателям встречи с этими людьми!
Так начал постепенно для меня разматываться удивительный клубок событий, и надо было следовать за ними как бы от конца к началу…
Сначала казалось, что рассказы о чапаевцах в Севастополе требуют небольшого введения, два-три рассказа о давнем прошлом. Но по мере того как окрупнялись и заново выстраивались передо мною обстоятельства жизни моих будущих героев, поняла: сама жизнь задала серьезнейший урок — заселить разные новеллы истинными судьбами самых контрастных людей, делавших общее благородное и смертельно опасное дело. На реке Большой Иргиз, далеко от Москвы, мне посчастливилось свести дружбу с бывшим пулеметчиком в бригаде младшего чапаевского друга Ивана Плясункова. Инвалид Данила Юхин в пору нашего знакомства был рыбаком. Обаятельный, умный, с очень тихим голосом, он отличался поразительной памятливостью и правдивостью. Я ходила с ним на неожиданно мужских правах, к чему обязывала меня далеко не женская профессия военного писателя, на его рыбачий промысел. И как-то само собою мой старший негромкий друг, душа-человек, в будущей книге обернулся основным рассказчиком. И это определило характер первого цикла новелл.
Дядя Даня был неотделим от природы тех мест, от времени, которое в нем как бы звучало множеством голосов его давно ушедших товарищей. У каждого времени, самого жестокого, решительного и решающего, есть своя полифония, свое многоголосье… Очень важно вслушаться в него.
Нет, не все, далеко не все на самом деле я услышала от дяди Данилы. Но его характер, невыдуманное, ничем себя не подчеркивающее мужество и доброта, душевность и ум подсказали многие мотивы рассказов, основную тональность первой части книги. С ним я невольно выверяла узнанное от других людей, он же существом своим придал подлинную достоверность и вместе с тем широту, не побоюсь сказать — некоторую эпичность всему повествованию.
В нем продолжало жить сочувствие к рано ушедшим из жизни товарищам, тревога за день нынешний и завтрашний, его совестливость не позволяла ничему настоящему уйти в забвение.
Были еще и еще встречи, более двухсот. Некоторые ошеломляли. Они подсказывали важные повороты судеб, ибо рассказы выстраивались так, что рождалось целостное повествование, но притом каждый жил как бы в отдельности.
Уже в Москве близко узнала и сдружилась с человеком цельным и чистым, сыном Ивана Плясункова, комбрига, погибшего в гражданскую войну совсем молодым. О нем и младшем Плясункове в книгу тоже вписались рассказы. Младший Плясунков одолел нелегкую сиротскую судьбу и стал одаренным преподавателем. Но к сожалению, неожиданно погиб в мирное время, подорвавшись на вражеской противопехотной мине, затаившейся в нашей земле.
Всего и не перескажешь, как сводили меня розыски с людьми примечательными, обладавшими надежной памятью и сильными душевными свойствами. Среди них особо значительным было общение с сестрами выдающегося комиссара Степана Батурина — участницей гражданской войны Клавдией и одной из создателей Пролеткульта Ларисой Батуриными.
Повстречала я и долгие годы общалась с бывшим членом Реввоенсовета 4-й армии Восточного фронта в годы гражданской войны Конкордией Комаровой. Она всегда готова была участвовать в розысках, в уточнении тех обстоятельств, без которых утрачивается достоверность не только документа, но и искусства.
Очень важные мотивы для некоторых новелл подсказали ранее неизвестные документы. Так, удалось мне разыскать подлинные чапаевские письма, анкеты, военные донесения и встретить его товарищей, которые одновременно с ним обучались в Военной академии Генерального штаба. Некоторые из них особо отличились в пору Великой Отечественной войны.
Многие из тех, с кем удалось не только повстречаться, но и сдружиться, сами оказались неповторными свидетелями событий, о которых мне довелось написать более четверти века назад в этой книге, изданной впервые в 1960 году. Рассказы не иллюстрация к их воспоминаниям, что-то они раскрывали, сводили воедино, обретая несколько иную протяженность, колорит. Возникали сложные вариации на темы, которые прорастали из самой давней, но вдруг и приблизившейся ко мне жгучей были…
Да, севастопольская дорога привела в совсем иные, казалось бы, края. Но я вновь вернулась на нее. Хождения по далеким Балакову, Пугачеву, Уральску, Сулаку завершились севастопольскими событиями. Впрочем, другие книги: «Коронный свидетель», «Память и надежда», «Моя бухта», «Сердце брата», «Странная земля», написанные позднее, тоже связались для меня с Великой Отечественной…
Известная советская писательница Любовь Руднева, автор романов «Память и надежда», «Коронный свидетель», «Странная земля» и других, свою новую книгу посвятила проблеме творческого содружества ученых, мореходов, изучающих Мировой океан. Жизнь героя романа, геофизика Андрея Шерохова, его друга капитана Ветлина тесно переплетается с судьбой клоуна-мима Амо Гибарова. Их объединяют творческий поиск, бескорыстное служение людям, борьба с инерцией, стереотипом, с защитниками мнимых, мещанских ценностей.
Один из программных текстов Викторианской Англии! Роман, впервые изданный в один год с «Дракулой» Брэма Стокера и «Войной миров» Герберта Уэллса, наконец-то выходит на русском языке! Волна необъяснимых и зловещих событий захлестнула Лондон. Похищения документов, исчезновения людей и жестокие убийства… Чем объясняется череда бедствий – действиями психа-одиночки, шпионскими играми… или дьявольским пророчеством, произнесенным тысячелетия назад? Четыре героя – люди разных социальных классов – должны помочь Скотланд-Ярду спасти Британию и весь остальной мир от древнего кошмара.
Повесть Владимира Андреева «Два долгих дня» посвящена событиям суровых лет войны. Пять человек оставлены на ответственном рубеже с задачей сдержать противника, пока отступающие подразделения снова не займут оборону. Пять человек в одном окопе — пять рваных характеров, разных судеб, емко обрисованных автором. Герои книги — люди с огромным запасом душевности и доброты, горячо любящие Родину, сражающиеся за ее свободу.
Главы из неоконченной повести «Под созвездием Рыбы». Опубликовано в журналах «Рыбоводство и рыболовство» № 6 за 1969 г., № 1 и 2 за 1970 г.
Александр Житинский известен читателю как автор поэтического сборника «Утренний снег», прозаических книг «Голоса», «От первого лица», посвященных нравственным проблемам. Новая его повесть рассказывает о Людвике Варыньском — видном польском революционере, создателе первой в Польше партии рабочего класса «Пролетариат», действовавшей в содружестве с русской «Народной волей». Арестованный царскими жандармами, революционер был заключен в Шлиссельбургскую крепость, где умер на тридцать третьем году жизни.
Сегодня мы знакомим читателей с израильской писательницей Идой Финк, пишущей на польском языке. Рассказы — из ее книги «Обрывок времени», которая вышла в свет в 1987 году в Лондоне в издательстве «Анекс».
В книге представлены 4 главных романа: от ранних произведений «По эту сторону рая» и «Прекрасные и обреченные», своеобразных манифестов молодежи «века джаза», до поздних признанных шедевров – «Великий Гэтсби», «Ночь нежна». «По эту сторону рая». История Эмори Блейна, молодого и амбициозного американца, способного пойти на многое ради достижения своих целей, стала олицетворением «века джаза», его чаяний и разочарований. Как сказал сам Фицджеральд – «автор должен писать для молодежи своего поколения, для критиков следующего и для профессоров всех последующих». «Прекрасные и проклятые».