Встреча с пришельцем - [12]

Люся, застав меня в квартире, была явно не в восторге.

— Очень рада, — сказала она таким тоном, словно спрашивала: «Какого черта вам нужно?»

Но, увидев яркий натюрморт, смягчилась:

— А это зачем?

— Это называется привет с солнечного юга, — объяснил я.

— И это все — нам? — была потрясена Леся, которая, наконец оторвавшись от телевизора, глянула на стол. — Так всего много, даже не верится!

Щедрость — надежный ключик к детскому сердцу. Все время, пока Люся готовила ужин, Леся развлекала меня: рассказывала о своих школьных подругах, о мальчике Саше, об учительнице, которая несправедливо поставила ей двойку. Я еле сдержался, чтобы, как всегда, не выругать ее за плохую оценку, но вовремя остановился. Дети терпеть не могут морализаторство, а мне сейчас во что бы то ни стало необходимо было Лесино расположение.

— Только маме не говорите, — попросила она.

— Ни в коем случае, — заверил я ее. — Сам в твои годы был далеко не отличником.

— Первого взрослого встречаю, который бы не был в детстве отличником, — глянула она на меня с уважением.

— Прошу за стол, — пригласила Люся.

Я сел на свое привычное место — во главе стола. Но Люся, извинившись, попросила меня пересесть.

— Вот вам прибор, тут вам будет удобнее, — мягко сказала она.

Ужин проходил под девизом «Это любил Слава».

— Он так любил лук с майонезом! Мог целую тарелку осилить!..

— Это его любимая жареная картошка! По две сковородки опорожнял!..

— Таких котлет он мог съесть десяток!..

Замечу, что больше двух котлет я не съедал никогда, не говоря уж о тарелке лука и сковородках картофеля. Вот когда выяснилось, что моя ненаглядная половина всю нашу семейную жизнь считала меня обжорой.

Я было нацелился еще на один огурец, но сдержал себя.

— Ешьте, ешьте, не стесняйтесь, — подбодрила меня Люся.

— Спасибо, это уже многовато будет, — положил я вилку.

За кофе Люся рассказывала обо мне, то есть о Славе. О его золотых руках, нежности, любви к семье, умении находить мудрые решения в сложных ситуациях, о находчивости и веселом нраве, о его педагогическом таланте, блестящих музыкальных данных, мужестве, решительности.

Все это для меня было настоящим откровением. Ей-богу, стоит попасть в автомобильную катастрофу хотя бы ради того, чтобы вместо привычного «ты черствый, как прошлогодний хлеб», «ты калечишь ребенка», «и гвоздя ровно вбить не умеешь» услышать то, что услышал я в тот вечер.

Когда из спальни дочь пожелала нам спокойной ночи, Люся глянула на часы. Это был прозрачный намек, но я сделал вид, что не понял его. Очень уж не хотелось уходить.

— Вам одной теперь, конечно, будет трудно, — сказал я.

— Трудно, — вздохнула Люся. — Дочь требует внимания. Учителя жалуются, что съехала за это время почти по всем предметам. Особенно плохо с английским.

— Пожалуй, я мог бы ей в этом помочь, — предложил я свои услуги.

— Спасибо, вам только этого не хватало! Небось своих дел невпроворот.

— Но я бы делал это с радостью. Мне так хочется хоть чем-нибудь вам помочь! Английский я знаю в основном неплохо. Вернее, знал. Вот и будет у меня практика.

— Трудно отказаться от такого предложения, — улыбнулась Люся. — Я английского совсем не знаю, немецкий учила. Раньше ей Слава помогал, а теперь…

— Вот и договорились, — сказал я. — Три раза в неделю буду приходить к Лесе, и мы будем с ней готовить уроки.

— Даже и не знаю, как вас благодарить. Вы так близко к сердцу приняли наше горе. Вот что значит настоящий друг! Постойте, — вскочила Люся, — я кое-что хочу вам подарить.

Она пошла в спальню и через несколько минут вернулась с кучей вещей — рубашки, пиджаки, брюки.

— Думаю, вы не обидитесь? Это вещи Славы. Мама моя утверждает, что есть такая традиция — дарить вещи покойного его близким друзьям. Поскольку вы его близкий друг, я и хочу подарить все его вещи вам. Только, пожалуйста, не отказывайтесь. Вы меня очень обидите.

— Спасибо, возьму, — радостно согласился я. — Для меня это такая честь…

— Только немного перешить их придется. — Люся смерила меня критическим взглядом. — Мой муж был выше вас и шире в плечах…

10

До своей ночлежки я добрался где-то в одиннадцать часов. Мои соседи по комнате еще и не собирались спать. Юноша с боксерским носом и шеей борца играл в «коробочку» с тщедушным мужичком лет сорока пяти, время от времени выкрикивая: «Синюха!» Это означало: спичечная коробка, подброшенная щелчком, падала на стол этикеткой вниз. Оторвавшись от «интеллектуальной» игры, лишь для того чтобы ответить на мое приветствие, они снова вернулись к этому занятию.

Я разложил свои вещи и пошел в сени умываться. Вернувшись, увидел на столе бутылку «Белого крепкого», кусок колбасы и три граненых стакана.

— А хлеб где? — строго спросил старший.

— Забыл, — виновато улыбнулся парень, и лицо его неожиданно приняло совсем детское выражение.

— С новосельем! — произнес мужичок, профессиональным движением разливая вино на три равные дозы.

— Благодарю, — сказал я, взяв стакан. — Очень тронут!

— Семен Яковлевич, — представился он. — Вернее, для Николая я Семен Яковлевич, а для вас — просто Семен.

Пришлось выпить. Сомон Яковлевич оказался очень общительным человеком. Охарактеризовав Николая как вечного абитуриента, который два года поступает в институт и намерен делать третью попытку, хотя сам и не верит в успех, он начал рассказывать о себе.