Встреча от лукавого - [6]

Он кивнул и достал из холодильника мясо, а я занялась овощами. Суп с фрикадельками – это самая простая на свете еда. Варите овощи, и когда они почти готовы, бросаете в кипящий овощной бульон мясные шарики, сформованные из фарша, предварительно посоленного и сдобренного специями. Эти шарики варятся очень быстро, как всплыли – все, готовы, и тут важно не упустить момент, чтобы бросить заправку из сала и чеснока, превращенную в однородную массу, и кинзу. Их варить долго нельзя: бросили, досчитали до десяти и выключили. Хотя может быть любая другая зелень, на кинзе я не настаиваю. Овощи тоже могут быть любые, но главное – этот суп готовится быстро, едят его все без исключения, это мой фирменный суп, я сама его придумала.

– Вкусно.

– На здоровье.

Я хочу точно знать, что он собирается делать. Они ведь ждут результата – в смысле, муж и свекровь, я могу представить, как они сейчас нетерпеливо ожидают звонка, который возвестит им о моей кончине. Свекрови, должно быть, очень жаль денег, она их пересчитывает постоянно и думает о том, что не отдать их нельзя, а отдавать тоже ужасно. Супруг, скорее всего, дергается и хочет позвонить матери, но ему это категорически запрещено. Они уже прикидывают, как расположатся в моей квартире и что продадут из вещей, чтобы покрыть убытки от убийства и похорон. Ведь не похоронить меня они не могут – я официально все еще жена Виктора. Им очень хочется забить на похороны, но это невозможно, Виктор думает, что получит наследство, а о том, что мы были в шаге от развода, ни родне, ни соседям они, конечно же, не собираются говорить. Фу, до чего противно, просто слов нет. Но это могло бы сработать, шанс был.

– Как тебя угораздило выйти за такого червяка?

– Он казался мне приемлемым вариантом.

– Вариантом, надо же!

Он презрительно поморщился. Нечего строить рожи, не могу же я идти против социальных установок, а они таковы: женщина обязательно должна быть замужем, даже если муж ничтожество. Это домострой вкупе с дремучим феодализмом, но что я могу с этим поделать.

– Не могла же я ждать принца. Когда женщина до тридцати лет ожидает принца, она сама напрашивается на неприятности.

– Ты в неприятности все равно попала, а тридцати тебе еще нет.

– Это да. Обидно, если вдуматься. Но я подала на развод. Суд должен быть через неделю, адвокат пошел бы туда, и… Они, видимо, хотели до суда это организовать.

– То-то спешка такая была. – Он вздохнул и налил себе еще супа. – Давно надо было с ним разводиться, как только ты поняла, что он дерьмо.

Да я не то чтобы поняла… Нет, я понимала, что происходит нечто такое, что мне совершенно не нравится: все эти заморочки Виктора насчет «ты теперь замужняя женщина», от чего меня просто наизнанку выворачивало, и эти их со свекровью постоянные посиделки, ее вечное присутствие в моей квартире, словно так и надо, и его разговоры о каких-то людях, с которыми я не хотела знакомиться, чьи дела меня вообще не интересовали, и претензии насчет того, что мы не зовем в гости его родню…

Я понимала, что это неправильно, и уходила на работу, при этом думая: нет, это со мной что-то не так, ведь он ничего сверхъестественного от меня не хочет, просто жить, как все живут… только я не могла. При одной мысли, что его родственники придут к нам в дом в ожидании картошки, оливье и сельди под шубой, и в квартире будет стоять запах спиртного, всех этих мерзких майонезных салатов и табачного дыма, и чужие люди усядутся на мой унитаз, а кто-то, возможно, спьяну промахнется – меня мутить начинало.

У меня вроде бы и причин разводиться не было: Виктор не пил, не курил, не таскался по бабам, приносил домой свои двенадцать тысяч, считая это достаточным вкладом в семейный бюджет, и планировал покупку домика в пригороде, чтобы развести там огород. Эти их со свекровью огородные фантазии были мне непонятны, потому что я в толк взять не могла, зачем ездить на дачу, жечь бензин и все выходные вкалывать на грядках, чтобы вырастить то, что на рынке стоит копейки. И доводы Виктора и его матери, что это будет, видите ли, свое, выращенное собственными руками, что это полезнее, не казались мне убедительными. Я не знаю, почему полезнее есть какие-то определенные помидоры. Что за тяга сакрализировать любую фигню, я не понимаю, господа.

Вот так оно потихоньку копилось, копилось… И не ругались мы, и не спорили особенно. Собственно, спорить было не о чем – ну, о чем можно спорить с человеком, который мыслит какими-то странными категориями и твердит о неких социальных ритуалах, которые я считаю не обязательными, а он ужасается при одной мысли, что кто-то может думать как-то иначе. Вообще-то многие вопросы нужно выяснять до брака, иначе потом можно поиметь кучу негативных впечатлений. Во время букетно-конфетного периода эти вопросы вообще не возникают, они даже в голову не приходят. Зато потом всплывают, как вражеская подводная лодка в глубоком тылу, и иногда разносят хрупкое строение брака напрочь, и все бы ничего, но некоторые граждане к моменту обрушения кровли успевают обзавестись потомством. Слава всем богам, в этом вопросе мы с Виктором придерживались одинаковых взглядов, хоть и по разным причинам. Он говорил, что нужно сначала встать на ноги, обзавестись более просторным жильем, потому что детям нужна комната, и маме тоже. То есть присутствие свекрови вообще не обсуждалось – она априори как бы уже с нами жила. Но вставать на ноги в материальном смысле он не торопился, да и зачем – я же хорошо зарабатываю, а мы одна семья. И мысль о том, что если я сяду дома с ребенком, то мой заработок исчезнет и ему самому придется шевелиться, видимо, рушила его планы насчет продолжения рода.