Вспомним мы пехоту... - [34]

Второй день долбила нас вражеская авиация, и ни одного нашего истребителя не появилось в воздухе. Комбриг звонил в штаб армии, но там авиационного прикрытия не обещали. Мы понимали, что вся авиация фронта брошена южнее, где гитлеровцы прорвались к Дону и, развивая наступление вдоль правого берега, пытаются отрезать пути отхода нашим армиям.

Как и вчера, над позициями батальонов повисли тучи пыли, и разглядеть, что там происходит, было невозможно.

Когда бомбежка кончилась и начала оседать пыль, я велел перенести телефоны в окоп, вырытый неподалеку от блиндажа. Бой обещал быть жарким, не исключено нарушение связи, а я каждую минуту обязан знать, как развиваются события. В штабе имелась стереотруба, но она не давала возможности охватить взглядом сразу все поле боя. Потому я предпочитал обходиться без нее.

Только я успел перебраться с телефонистами в окоп, как гитлеровцы открыли ураганный огонь из пушек и минометов. Били они не только по боевым порядкам, но и по ближайшим тылам. Снаряды рвались неподалеку.

Осколки, фырча, пролетали над головами. Пыль оседала на телефонах, на одежде, на лицах людей.

Высунулся из окопа, приложил к глазам бинокль. Из лощин между холмами, находившимися за линией вражеской обороны, выползали фашистские танки. Миновав свои окопы, они развернулись в боевой порядок и на предельной скорости, стреляя из пушек, двинулись на позиции бригады. За ними устремилась пехота. Всего я насчитал пятьдесят машин. Половина из них нацелилась на левый фланг, на 1-й батальон. С нашей стороны — ни единого выстрела. Вот оно, первое серьезное испытание для бойцов. Выдержат ли? Не сдадут ли нервы?

Видимо, немцы решили во что бы то ни стало подавить сопротивление бригады и осуществить прорыв на широком фронте. Позавчерашний прорыв на узком участке не принес им успеха. Соседи сильной контратакой ликвидировали брешь, а прорвавшиеся танки и пехота были уничтожены артиллерией резерва.

На этот раз танковую атаку гитлеровцев поддерживали десятка два «юнкерсов». Боевые порядки бригады опять заволокло желто-бурым дымом и пылью. На время бомбежки танки замедлили движение, а некоторые из них совсем остановились, не рискуя попасть под свои же бомбы. Но как только самолеты улетели, опять послышался лязг гусениц и рев моторов. Танки шли, покачиваясь на неровностях. За ними бежала пехота — не меньше четырех батальонов. Больше всего ее было видно на левом фланге: главный удар наносился по 1-му батальону.

Солнце стояло высоко, было жарко. С меня лил пот, и в то же время знобило. Сказывалось нервное напряжение. Если бы я находился в боевых порядках или занимался каким-то неотложным делом, внутреннее напряжение снялось бы. Но мне сейчас приходилось только ждать…

Ударили наши противотанковые пушки. Выстрелы их слышались реже, чем хотелось бы. Видимо, часть орудий была выведена из строя бомбардировщиками.

Через четверть часа перед фронтом 1-го батальона горели три танка, в центре и на правом фланге — еще несколько вражеских машин. При полном безветрии черный дым свечою поднимался в голубое небо. Остальные танки продолжали двигаться на наши окопы. По радио я вызвал командира 106-го артиллерийского дивизиона Баслыка, ставшего уже подполковником, и попросил его поддержать батальоны огнем, в первую очередь левый фланг. Прошло не больше минуты, как загремели орудия дивизиона. Правда, попаданий во вражеские машины почти не было, снаряды рвались позади них, в гуще пехоты. Но и это было неплохо — пехота залегла, танки оторвались от нее. Теперь с ними справляться было легче.

Дивизион перенес огонь на другие участки, а на левом фланге вновь было поднявшуюся пехоту, отсеченную от танков, прижали к земли пулеметчики.

В бой вступили отодвинутые в тыл противотанковые батареи, роты противотанковых ружей. Одна за другой, точно споткнувшись о невидимый барьер, останавливались на поле вражеские машины. Некоторые из них вспыхивали факелом, извергая к небу клубы черного, сажистого дыма.

И все же бронированная армада продолжала двигаться вперед. Чувствовалась кадровая выучка: 2-я танковая армия гитлеровцев была сформирована давно. Для немецких танкистов это не первое сражение, для нашей бригады — боевое крещение. Посмотрим, кто кого…

На участке 1-го батальона танки достигли окопов. Три первые машины, взревев на форсаже, сразу же перевалили через них. Сердце у меня сжалось: остался ли кто-нибудь в окопах живой?

И вдруг в воздухе что-то мелькнуло. Почти одновременно три перепрыгнувших окопы танка объяло пламя.

— Ну, молодцы! — вырвалось у меня.

И все же двум десяткам вражеских машин удалось прорваться в наш тыл на участке 1-го и 3-го батальонов. Но без пехоты они немногого стоили.

Первая группа нарвалась на артиллеристов подполковника Баслыка и сразу лишилась шести машин. Остальные продолжали упорно идти вперед, но и они вскоре были сожжены бронебойщиками резервной роты. Другая, меньшая группа сумела разбить несколько орудий и автомашин, однако тоже была уничтожена батареей истребительно-противотанкового дивизиона.

Время перевалило за полдень, а бой не утихал ни на минуту. Правда, немецкая пехота, лишившаяся танкового прикрытия, отошла на исходные позиции, но справа, на склоне высоты, километрах в двух от нас, уже выстроились до тридцати вражеских машин. «Им не удалось смять нас на левом фланге, они перенесли главный удар на правый, — рассуждал я про себя, наблюдая за танковой колонной. — Но основные противотанковые средства у нас на левом фланге… Надо немедленно перекинуть их на участок 4-го батальона».