Вспомним мы пехоту... - [31]

— Наверное, только нас дожидаются, — иронизировал я.

— А что ты думаешь? Наша бригада — сила.

Начальник политотдела в эти дни не знал покоя: организовывал беседы, выпуск боевых листков, громкие читки газет.

И вдруг вое изменилось. В сводках больше ни словом не упоминалось о наступлении на Харьков. А еще через несколько дней, когда бригада уже стояла в армейском резерве, стало известно, что на юге барвенковского выступа гитлеровцы прорвали оборону 9-й армии и, срезав барвенковский выступ, соединились с северной группировкой.

Надо сказать, такой неожиданный поворот событий не очень нас обескуражил. Политруки разъясняли бойцам, что овладение барвенковским выступом — это частный успех противника, что главные события развернутся на Западном и Брянском фронтах, где сосредоточены наши большие силы.

Но грозная действительность опровергла эти розовые надежды. Перегруппировав свои части, немцы нанесли новый удар по войскам Юго-Западного фронта и в течение нескольких дней продвинулись на пятьдесят километров. Наши войска вынуждены были оставить города Изюм и Купянск.

Стало ясно, что это не частная операция гитлеровцев, а начало большого наступления. Активизировался противник и на нашем участке. Это было опасно, потому что, находясь на северном крыле Брянского фронта, 61-я армия прикрывала Тулу и Москву. Командующий армией генерал-лейтенант М. М. Попов выдвинул бригаду на рубеж Зубково, Будоговищи, поставив задачу занять оборону и не допустить прорыва противника на шоссе Болхов — Белёв.

«Не допустить прорыва, усилив оборону противотанковыми средствами», — как знакома была мне эта излюбленная академическая формулировка! Но как на практике не допустить прорыва, если пехота вооружена винтовками и гранатами, а бронебойщики — незначительным количеством противотанковых ружей, если в артиллерийских дивизионах пушек почти вполовину меньше, чем полагается по штату? Нанеси немцы серьезный удар, нелегко пришлось бы бригаде.

Утром эскадрилья «юнкерсов» сбросила бомбы на наши боевые порядки. К счастью, бомбежка не причинила нам заметного ущерба. Затем на позиции 3-го батальона бригады пошли вражеские танки в сопровождении пехоты. Майор Дорошенко приказал выдвинуть на прямую наводку батарею противотанковых пушек. Несколькими залпами они подожгли четыре фашистские машины. Остальные шесть повернули назад. Нарвавшись на огонь пулеметов, отступила и пехота. Больше в этот день атак противник не предпринимал.

Вечером на совещании у комбрига мы узнали, что и на других участках в полосе обороны армии немцы ведут усиленную разведку боем. Какую цель они преследуют? Готовят наступление на Тулу с последующим развитием его в направлении Москвы или пытаются связать силы северного крыла Брянского фронта, помешать перебросить часть их на южное крыло?..

А на юге положение осложнялось. В конце июня семь почти полностью укомплектованных немецких дивизий армейской группы «Вейхс», в том числе несколько танковых, нанесли удар по трем уже ослабленным в боях дивизиям 40-й и 13-й армий южного крыла Брянского фронта. Оборона была прорвана, и к исходу дня гитлеровские войска продвинулись на 8-15 километров в направлении Воронежа. На следующий день, благодаря вводу в бой фронтовых резервов, нам удалось замедлить темпы наступления противника, но уже к 2 июля вражеские дивизии вышли к железной дороге Старый Оскол — Касторная, нависнув над левым флангом 40-й армии. Расширив полосу прорыва, немецкие танковые колонны продвигались к Воронежу…

…Часы показывали два пополуночи. Я сидел в штабной землянке. Было душно, не работалось. Вышел. Теплый воздух повеял на меня запахом разнотравья. На юго-западе, в стороне немецких позиций, взлетали ракеты. Падая, они гасли, как метеориты. Зашел к Белянкину. Он тоже не спал. При тусклом свете коптилки, сооруженной из гильзы противотанкового патрона, читал какую-то книгу.

— Все учишься, Михаил Васильевич?

— Это никогда не поздно, Иван Никонович, — без улыбки ответил Белянкин.

Я взглянул на название книги — «Железный поток» Серафимовича.

— Вдохновляешься?

Михаил Васильевич, будто не услышав иронии в моем вопросе, сказал, задумчиво глядя на мигающее пламя коптилки:

— Да, брат, железные люди были. По всем законам здравого смысла лапки бы кверху должны были поднимать, а они побеждали…

— Нынче, Михаил Васильевич, железного человека надо еще в железный танк посадить, в железный самолет, дать ему в руки железный автомат, вот тогда он сила.

— А железный дух куда девал?

— И дух, конечно. Только это все в комплексе должно быть.

Я поделился своими мыслями о положении на южном участке фронта.

— Да, отступаем, досадно, — с горечью сказал Белянкин. — Видимо, не приспело еще время для больших наступлений. Еще маловато у нас техники, Иван Никонович, приходится рассредоточивать ее, вот и бьем не кулаком, а растопыренными пальцами. Да и оборону эшелонировать нечем, коли не достает огневых средств. Брось сейчас навстречу немцам под Воронеж пару боевых танковых армий — пух и перья полетели бы от арийцев… От ступать, конечно, неприятно, больно, да только иной раз отступать — еще не значит терпеть поражение. Конечно, теряем территорию. Зато сохраняем войска, боевую технику. Они еще ох как пригодятся…