Если говорить откровенно, той ночью она не думала о возможных последствиях, на уме было совсем другое. Оба изнемогали от снедавшего их желания. Его манишка и галстук очень ей мешали, и она, не долго думая, разорвала шелковый ворот — пуговицы так и посыпались в разные стороны.
— Ты всегда выряжаешься как на парад, даже когда остаешься дома один?
— Нет. Просто я только что вернулся.
— Попробую угадать. Ты был на деловом свидании. Верно?
— А где еще я мог быть? — В его взгляде появились какая-то горечь и отчужденность.
Внезапно Дани охватила безрассудная решимость — прочь сомнения, долой здравый смысл! Он ничего не сказал, когда она выдернула его золотые запонки и вмиг сорвала с него рубашку. Видимо, происходящее его забавляло. Но инстинкт подсказывал ей, что за этим кроется что-то еще. Он почему-то колебался, тянул, что так не вязалось с его решительной натурой. Она помнила, что хотела .спросить его, в чем дело, но тут же забыла: ее слишком поразило, виденное под туго накрахмаленной белой рубашкой.
Перед ней был самый широкоплечий мужчина на свете: великолепные мышцы рельефно подчеркивали его мужскую стать. Невероятно, как она раньше могла этого не замечать? Его золотистая кожа — нежная и теплая — неотразимо притягивала к себе. Она чуть отодвинулась, любуясь мощными бицепсами.
— Ты действительно этого хочешь? Еще не поздно передумать, — прошептал он.
— Нет. Боюсь, уже поздно. Сейчас или никогда.
Возможно, не поддайся она импульсу, то прислушалась бы к его словам. Но единственное, что доходило до нее в тот момент, — это желание, пульсировавшее в каждом его слове, несмотря на всю их кажущуюся суровость. И Дани всем сердцем откликнулась на этот отчаянный зов страсти.
Высвободившись из его объятий, она неспешно сняла свое черное платье, а потом и атласное белье цвета красной розы. В конце концов осталась только заколка. Опустившись на колени перед ним, она вынула и ее; густые темные волосы рассыпались по плечам. Он же оставался по-прежнему неподвижен.
— Ник? — неуверенно прошептала она.
— Господи! Пусть хоть это не окажется вдруг несбыточной мечтой! — Он прижал ее к себе так страстно и в то же время так нежно, что она разрыдалась. То, что произошло потом, в корне изменило ее жизнь. Занимаясь с ней любовью, Ник открыл ей чудесный секрет — нечто такое, о чем она и не подозревала, пока была замужем за Питером.
— Ты ведь тоже не можешь забыть ту ночь? — тихо спросил он.
Дани закрыла глаза, из последних сил пытаясь отогнать вновь нахлынувшие воспоминания.
— Но я также не могу забыть и то утро. О, ее ждало жуткое разочарование: проснувшись, она обнаружила, что Ника нет.
— У меня не было выбора. Я должен был уехать. И ты это знаешь.
— Не желаю ничего обсуждать! — Она находилась на грани истерики. — Все, что тогда произошло, — не что иное, как случайная ошибка.
— Но результат этой ошибки — наш с тобой ребенок.
Она бережно положила руку себе на живот, как бы инстинктивно защищая его от опасности.
— Нет! Ребенок — не ошибка. Я хочу его.
— Я тоже, — спокойно откликнулся он. Дани ни на секунду не усомнилась в искренности его слов. Но она-то за девять месяцев уже привыкла считать этого ребенка только своим. И испытала настоящий шок при мысли о том, что Ник, возможно, чувствует то же самое. Но тут же невольно усмехнулась. Ник — и какие-то чувства? И как только такое могло прийти ей в голову? Это равносильно предположению, что и Гемма чувствует.
— Похоже, у нас проблема, — протянула она.
— Вовсе нет. Я уже предложил тебе ее решение. — Он продолжал смотреть на нее все так же твердо; ни один мускул не дрогнул на его лице.
— А что, если я откажусь?
— Не откажешься. У тебя нет выбора. — Он был неумолим.
— Выбор есть всегда, — не уступала она.
— Но только не на этот раз, дорогая. — В его голосе звучала неподдельная нежность. — Ты хочешь, чтобы я выкупил твою долю. Кроме того, хочешь начать собственное дело. Ни то, ни другое невозможно без моего согласия и поддержки.
Она ушам своим не верила. Неужели это говорит Ник?
— И цена твоего согласия — мое согласие выйти за тебя замуж?
Если Ник и сожалел о том, что ему приходится принуждать Дани выйти за него, то виду он не подавал. Вел себя совершенно невозмутимо.
— Один год, — сказал он. — Это все, о чем я тебя прошу. Ты поможешь фирме стабилизировать объем продаж на внутреннем рынке, и, когда нашему ребенку исполнится год, в день его рождения я куплю твою долю, если ты не передумаешь.
— А как насчет нашего брака?
— Нельзя сохранить то, чего никогда не имел, — загадочно ответил он.
— Нет, скажи мне четко и ясно, Коултер. Ты дашь мне развод?
— Через год ты можешь уехать. Только пообещай, что не очень далеко.
— То есть ты просишь меня остаться в Сан-Франциско?
— Я хочу быть рядом со своим ребенком. — Он сощурился. — Разве я о многом прошу?
Она едва не выпалила «да», но в последний момент сдержалась. Однако он, должно быть, прочитал ее мысли. Как всегда. Боже, сколько горечи во взгляде. Едва заметно вздохнув, она покачала головой.
— Прости. Я не хочу показаться капризной, просто ты застал меня врасплох.
— Ты меня тоже.
— Знаю, — прошептала она. — Только… ты предъявляешь требования.
