Вспомни меня - [67]

– Вот, решили приготовить вам ужин, – говорит первый – очевидно, Алан. – «Ешь то, что добыл», и все такое.

Во взгляде Джеймса читается мольба. Я чувствую себя Генрихом VIII – разгневаться или проявить милость?

– И что вы готовите? – спрашиваю я, обводя взглядом кухню. Все в пару, на конфорке кипит большая кастрюля.

– Фазанье рагу, – гордо говорит Джеймс. Его лицо блестит от пота, в руках острый нож для овощей, на доске несколько веточек розмарина. – Там вино и бренди, так что вам с мамой должно понравиться.

Я едва сдерживаю улыбку. Как хорошо он нас знает…

– В качестве жеста примирения, – добавляет Алан. – После сегодняшнего утра.

– Только смотрите, чтобы все здесь было прибрано до того, как она вернется, – предупреждаю я, выходя из кухни и собираясь возвратиться к книге. Куда, однако, запропастилась Джоанна? Пара часов давно прошла.

И в этот самый момент, как в какой-нибудь комедии, в двери поворачивается ключ. Я встречаю сестру в коридоре – она снимает пальто и шарф, стаскивает туфли на каблуках.

– Так-то лучше, – с облегчением говорит Джоанна и морщит нос. – Что за запах?

Я киваю в сторону кухни, надеясь, что Алан успел за несколько минут прибраться.

– Я здесь ни при чем.

Улыбка сползает с лица Джоанны. С мрачной решимостью она распахивает дверь. Кухня действительно выглядит уже немного опрятней. Алан отдраивает кастрюлю, сливая мыльную воду в раковину.

– Что это значит? – вопрошает сестра.

– Жест примирения, – отвечает тот, вытирая руки об одно из ее вышитых кухонных полотенец, которое тут же превращается в мокрую, грязную тряпку.

– Джеймс, ты хотя бы начинал математику?

Мальчик прекращает шинковать морковь и испуганно поднимает голову. Глаза Джоанны сужаются.

– Зачем ему дали такой острый нож?

– Тупым скорее обрежешься, – пожимает плечами Алан. – Каждый мужчина должен уметь обращаться с острым ножом. Безопасность – это когда ты знаешь, что делаешь. Вы можете гордиться сыном – он прирожденный охотник, а сейчас готовит то, что помог добыть. Немногие парни его возраста могут таким похвастаться.

Надо сказать, я с ним согласна. Не вижу здесь ничего плохого. Джоанна сама вечно ноет, что Джеймса не оторвать от компьютера, а сейчас мальчик выглядит по-настоящему счастливым среди всего этого дыма коромыслом. Однако сестра не желает сменить гнев на милость. С кислым лицом она выходит из кухни и усаживается смотреть сериал, уткнувшись в экран, пока Алан наконец не убирается восвояси.

Я пробую рагу – очень вкусно: насыщенный, очень мясной вкус. Разве что немного жирновато. Джеймс в ответ на мою похвалу, просияв, пускается рассказывать про события дня, от кровавых подробностей умерщвления фазана и поимки кролика до того, какими травами приправляли бульон. Первый раз слышу, чтобы племянник так много говорил.

Только когда он наконец уходит к себе, появляется Джоанна. Она обводит кухню взглядом, с отвращением морща нос.

– Попробуй, очень даже ничего, – говорю я, очищая уже вторую тарелку.

– Меня от одного запаха выворачивает, – отвечает она и опрокидывает остатки из супницы в раковину.

– Какое расточительство, – замечаю я.

Джоанна поворачивается, глаза у нее сверкают.

– Я не намерена это поощрять, – отрезает она. И добавляет после паузы, смаргивая подступающие слезы: – Ты не поймешь.

Она отправляется в спальню, а я смотрю на поднимающийся из раковины пар и забившие слив кусочки мяса и моркови. Действительно, ничего не понимаю. Однако очень хотела бы, чтобы кто-нибудь меня просветил.

Глава 33

«Касперс» – небольшой бар чуть в стороне от Хай-стрит, на Батчерс-роу, одной из узких мощеных улочек возле церкви. По периметру витрины мерцают китайские фонарики, грифельная доска снаружи извещает, что сейчас скидки на джин. Никогда его особенно не любила, но сейчас он очень популярен. У Джоанны целая коллекция разных сортов: с ревенем, сливовый, фиалковый. На мой вкус, все они просто горькие.

До встречи еще двадцать минут, и я решаю прогуляться по городу, чтобы убить время, но быстро теряюсь в лабиринте узких переулков. Вот и Солтерс-корт, пекарня, где купила морковный торт та журналистка. Невольно вспоминаю о своей уязвимости, о том, как легко меня обвести вокруг пальца, и моя тревожность усиливается. Улочка ведет к ряду небольших магазинчиков, пыльной галантерейной лавке и старомодной парикмахерской. Раньше я здесь никогда не была и понимаю, что совершенно заблудилась. Между грязными стенами двух зданий идут вниз крутые ступеньки. Я бросаюсь туда, рассчитывая выйти на Хай-стрит, но вместо этого попадаю во внутренний дворик, пропахший карри. Курящий возле открытой двери мужчина в поварском халате и колпаке смотрит на меня усталым взглядом. Мне точно не сюда. Я поднимаюсь обратно по лестнице, сердце в груди бешено колотится. Уже без десяти восемь, а я хотела прийти в «Касперс» первой, чтобы не искать Кармен в толпе.

Сзади отражаются эхом от стен чьи-то шаги. Сглотнув, я иду быстрее. Нога подворачивается на булыжнике, дыхание сбивается. Шаги все ближе. Неужели убийца? Он следил за мной, наблюдал за домом и теперь дождался удобного момента? Узкое пространство вдруг наполняется громкими звуками – часы на церкви бьют восемь. Обернувшись, я вижу выходящего из-за угла мужчину. На нем джинсы, байкерская куртка, в руке шлем, подошвы здоровенных ботинок стучат по камням. Судорожно втянув воздух, я еще прибавляю скорости, почти бегу. Повернув, я вдруг оказываюсь на Батчерс-роу и с огромным облегчением вижу яркие огни бара и людей впереди. На часах ровно восемь.