Вспомни меня - [2]

Сзади вдруг раздаются шаги, и меня обхватывают сильные руки. Мой вопль тут же прерывает сдавившее горло предплечье. Я безуспешно вцепляюсь в него, пытаясь сопротивляться, однако напавший слишком силен. Он тащит меня к сестре, ее наполненные страхом глаза все ближе. Она дергается на стуле, стараясь освободиться. Давление усиливается, я отчаянно борюсь за один-единственный жизненно необходимый мне вдох. Глаза застилают слезы, ноги молотят в воздухе, никак не попадая в цель, пальцы тщетно пытаются ослабить мертвую хватку на шее. Паника нарастает – я понимаю, что эти жалкие и бесполезные потуги могут стать последними в моей земной жизни. Пытаюсь собрать последние силы, но они утекают, как вода сквозь пальцы. Смерть совсем близко.

На мгновение становится немного легче, пока нападающий перехватывает мое правое запястье, сжав его словно в тисках. Я судорожно успеваю втянуть совсем чуть-чуть воздуха, и тут же рука вновь сдавливает мне горло, а другая вздергивает мою кисть, так что она задевает щеку Джоанны, царапая ногтями влажную кожу. Наши взгляды встречаются, сестра силится что-то сказать, но ей мешает эта ужасная тряпка. Я едва могу видеть сквозь завесу слез и сгущающуюся по краям поля зрения черноту. Все кажется далеким и размытым, как будто я смотрю откуда-нибудь со дна озера. Мир сужается до одной-единственной точки, до какого-то сантиметра моей гортани, нещадно передавленного мертвой хваткой, до так необходимого глотка воздуха. Последние мгновения моей жизни отражаются в расширенных от ужаса глазах Джоанны…

Черная пелена уже почти полностью заволакивает все вокруг, когда напавший вдруг отпускает меня. Я валюсь на колени, воздух трудно наполняет изголодавшиеся легкие, из глаз неостановимо текут слезы. Я жива! Безвольно уткнувшись лбом в пол, я жадно дышу и не могу надышаться. Наконец я со страхом поднимаю глаза на того, кто это сделал. Надо мной нависает высокий мужчина в черной кофте с капюшоном. Нижняя часть лица закрыта лоскутом черной ткани, как у байкера, с натуралистичным изображением нижней части черепа – словно рентгеновский снимок зубов и челюсти, что только добавляет ужаса. Внутри у меня все обрывается. Я понимаю, что с этим человеком в наш дом вошла сама смерть, и только я могу его остановить. Схватив единственное оружие, попавшееся под руку, – осколок стекла – я делаю выпад, целя прямо в лицо. Однако у мужчины хорошая реакция, и он без труда уворачивается от моей атаки. Стекло глубоко впилось в ладонь, но я снова выбрасываю ее, скользкую от теплой крови, вперед. На этот раз мне почти удается сорвать эту ужасную маску. Звучит притворный маниакальный смех, сильная рука стремительным движением перехватывает мое запястье и заламывает за спину. Мускулы и сухожилия буквально вопят от боли, я изгибаюсь всем телом, пытаясь высвободиться. Удар коленом в живот вышибает из меня дух, и я бессильно валюсь на пол.

Мужчина встает перед Джоанной, его рука в перчатке сжимает нож – наш, для резки мяса, с розовой ручкой, который сестра заказала в телемагазине. Я ползу, отчаянно перебирая руками и ногами, чтобы остановить убийцу, но он слишком быстр, а нож слишком острый. Джоанна успевает лишь издать изумленный низкий стон, а кровь – ее кровь – уже стекает с лезвия и собирается на полу темной лужицей. Мужчина отступает на шаг, чтобы полюбоваться содеянным. Я бросаюсь к сестре. Сколько же крови! В воздухе разливается медно-сладкий запах. Я пытаюсь остановить ее, но она пульсирующими толчками течет мне на ладони. Руки убийцы обхватывают меня сзади и тащат прочь от умирающей. Мои ноги молотят в пустоте, пытаясь найти точку опоры. В считаные секунды он выносит меня в коридор и толкает к лестнице. Хватаясь за стену, я оставляю кровавый отпечаток ладони на картине. «Джоанна будет в ярости», – мелькает мимолетная мысль. Тяжелый ботинок с силой бьет в поясницу, и мои ноги подгибаются, как у пьяной. Голова, ударившись о нижнюю ступеньку, падает на паркетный пол, череп отзывается взрывом боли. Вновь слышится смех убийцы, затем все пропадает – и свет, и звук, – и я погружаюсь в непроглядную тьму.

Глава 2

По голове то ли бьют молотом, то ли ввинчивают в нее бурав, то ли сжимают ее тисками. Не знаю, что именно с ней делают, но страдание все сильнее и сильнее. Я ничего не вижу. Есть только боль – оглушающая, ослепляющая, заслоняющая весь мир завесой «белого шума». Хочется только одного – чтобы это прекратилось.

С трудом приоткрываю слипшиеся веки. Все вокруг качается и кренится. Накатывает дурнота, и я снова закрываю глаза. Боль такая, что я почти слышу ее. Да, скорее молот – в голове у меня словно забивают сваи. Даже дышать мучительно, каждый вдох будто обжигает горло.

Попытка пошевелиться вызывает раскаленную добела вспышку в мозгу, которая прокатывается по всему позвоночнику. Шум вроде бы стихает. Я открываю глаза и жду, чтобы все вокруг перестало кружиться. Я лежу на полу, неудобно скрючившись. Одна рука затекла, ноги выше колена протестующе ноют. Скребу пальцем по полу – дерево, ковра нет. Значит, я в холле, у лестницы. Не удержалась на ступеньках? А где же Джоанна? Уже ушла на работу? Я перекатываюсь на бок, высвободив бесполезно болтающуюся, будто резиновую, руку. Что все-таки случилось, почему я здесь? Почему сестра мне не поможет? По венам холодной струей ужаса разливается адреналин – у нас что, опять вышла стычка? Я внутренне съеживаюсь от осознания своей вины и испускаю стон. Виновата, конечно, только я…