Вспоминать, чтобы помнить - [38]

* См. статью «Художник и публика» — Примеч. авт.

***

Я продолжаю думать о «розовых креветках». Прекрасное название, навевающее мысли о прекрасной стране. Куда бъ1 я ни забрел в своих странствиях, что-нибудь всегда напоминает мне о Раттнере. Под конец моего пребывания во Франции, когда я путешествовал по департаменту Дордонь, где название городов часто оканчивается на «ак», я как-то оказался там, где Раттнер однажды великолепно провел свой отпуск (название этого местечка — Сулак). Стоило мне это вспомнить, как местность стала выглядеть для меня совершенно иначе. Мне припоминается и то лето, когда он вернулся из Бретани, нагруженный пропитанными солнцем холстами, от которых стены его мастерской сверкали, словно были покрыты слюдой. Подобно тому, как мы, люди другого поколения, смотрим на виды юга Франции, Монмартра, Иль-де-Франс глазами Сезанна, Утрилло, Ренуара, Ван Гога, Сера, Боннара, так следующее поколение будет смотреть на места странствий Раттнера, будет лучше понимать тот пейзаж и относиться с симпатией к живущим там людям, завидуя его радости, его воображению, его любви к жизни. Даже такое место, как Монток-Пойнт, благодаря посещению Раттнера обрело новую жизнь.

На его картинах множество самых обычных вещей! В этом он схож со всеми великими художниками. Глиняная трубка, ваза с фруктами, поношенная шляпа, рабочий стол, зеркало в будуаре, волосяной тюфяк — рядовые вещи, которые мы видим каждый день, соединились в галактику сувениров, воспоминаний, желаний, находящих отражение в их работе. Рынки, цветочные киоски, будки, сады, соборы, мясные лавки, бистро, бульвары, заводы и фабрики, голодные люди и порочные люди — обо всех они вспомнили, запечатлели и подарили им новую, значительную жизнь. Чуткий наблюдатель, совершая дневной моцион, увидит все эти вещи не только своими глазами, но и глазами тех, кто прошел тут раньше; и они станут в тысячу раз дороже и значительнее для него, знающего, как пристально, любовно и проницательно вглядывались в них другие художники. По своему опыту знаю, насколько более волнующими были мои прогулки по Парижу, или Югу, или другим местам Франции благодаря тем людям, что побывали тут раньше меня. Этого как раз не хватает в Америке. Люди не вглядывались здесь подолгу и пристально в то, что их окружало, — предметы не хранят память о пытливых, любящих глазах. Франция же вся воссоздана человеком. Каждый уголок этой земли осмотрен, изучен, прочувствован, выстрадан, омыт слезами радости и реками крови. Какими несчастными мы были во время нашего путешествия по Америке! Повсюду одна пустота. Где ни ступил человек — всюду уродливый след. Иногда и среди уродства встречается оазис, но как их мало! Такой человек, как Джефферсон, выбрал для своего дома одно из красивейших мест Америки. Аллея для прогулок, проложенная по его проекту в Виргинском университете, так трогательно старомодна, так отчетливо принадлежит веку иному, что при взгляде на нее хочется разрыдаться. В начале девятнадцатого века наша страна породила целую плеяду мужчин, которых можно смело назвать культурными людьми. Все они были личностями, людьми дальновидными, демократами в истинном смысле этого слова. Это были аристократы духа, поддерживающие тесную связь с Европой. В наши дни такие люди воспринимаются как белые вороны. Сегодня, если ты сохраняешь индивидуальность, на тебя смотрят как на чудака или ходячий анахронизм. Единообразие и конформизм определяют состояние духа современного американца. Слова и поступки их грубоватых предков кажутся теперь чуть ли не государственной изменой.

Где бы мы с Раттнером ни оказывались, нам всюду приходилось защищаться, и мы не раз попадали в трудное положение. Почему? Потому что осмеливались критиковать американский образ жизни. А иногда только потому, что рассказывали о том восторге, что испытали в Европе. Грешно уезжать туда, где жизнь хороша, когда другие остаются на родине, сражаясь с гидрой нужды, отчаяния и разочарованности. Но почему, предпочтя остаться дома, они в таком случае не добились лучшей жизни для себя? — спрашивали мы наших друзей. Многие художники, из тех, с кем мы встречались, бросили рисовать. Почему? Потому что не видели интереса к своей работе. А как художник, живущий в маленьком американском городке, может заявить о себе? Где он покажет свои работы? Если он не хочет покидать родной город, то непременно погибнет как художник. В городе, который в Америке считается небольшим, часто живет около трехсот тысяч душ. Можно ли, к примеру, сравнить Кливленд с действительно маленьким городком во Франции, Италии или Германии? С другой стороны, с каким европейским городом можно поставить рядом Сан-Франциско? Сан-Франциско — большой город, но разве можно его сравнить с Марселем, Неаполем или Гамбургом? Для молодой страны с богатыми природными ресурсами у нас слишком много городов, где жизнь стоит на месте. Назову только несколько — наугад, читатель может продолжить список... Ричмонд, Милуоки, Бостон, Саванна, Балтимор, Де-Моин, Кливленд, Сан-Франциско, Филадельфия, Цинциннати, Сент-Луис, Новый Орлеан, Мобил, Портленд, Детройт, Денвер, Чарлстон, Чаттануга, Мемфис, Сиэтл, Лос-Анджелес, Санта-Фе, Вашингтон, Омаха, Бьютт, Луисвилл, Канзас-Сити, Топика... Похоже, остаются только Нью-Йорк и Чикаго. А что представляет собой Чикаго на самом деле? Разве можно поставить его в культурном плане рядом с Лейпцигом, Флоренцией, Краковом, Эдинбургом, Прагой или Копенгагеном? Нью-Йорк в таком случае следует сравнивать с Парижем, Лондоном, Римом, Москвой. Ну, и в чью пользу будет сравнение?