Вслед за ветром - [26]

— Джесси, это поразительно. Должно быть, твой отец очень умный человек, раз сумел перехитрить индейцев. С его стороны было мудро использовать свои знания, а не силу, чтобы завоевать их расположение. Индейцы научены тому, чтобы ненавидеть все расы, особенно белых и мексиканцев. Они видят врага в каждом, кто не принадлежит племени апачи. Это объяснимо, так как мексиканцы за деньги добывали скальпы апачей, а белые отобрали их лучшие земли и вступили в сговор с мексиканцами. Вся земля на западе — пастбища, водоемы, самые лучшие территории — была отобрана у индейцев белыми. Ты знаешь о том, что именем бледнолицего индейцы пугают расшалившихся детей, как вы пугаете своих детей привидениями?

— Я никогда раньше об этом не слышала. Наварро, ты многое узнал за время своих путешествий. Я мало где была и мало кого видела. Наверное, это здорово так много видеть и знать, быть совершенно свободным.

— Человек не может всегда идти туда, куда он хочет, и делать то, что хочет.

Джесс уловила горечь в его словах.

— Из каких ты мест? — спросила она.

— Я отсюда и оттуда, я везде и нигде. Я все время в движении.

— У тебя нет места, которое ты называешь домом? — осторожно спросила девушка.

— Нет. Ни дома, ни семьи. Только я и мои ноющие ноги.

Без раздумий и колебаний Джесс предложила:

— Ты можешь оставаться на ранчо сколько захочешь, Наварро. Наши работники считают ранчо своим домом и нас — своей семьей. Многие из них живут у нас много лет. Наверное, это очень тяжело не иметь никого близкого, не иметь родного угла.

— Я никогда не обращал на это внимания, — возразил он. Наварро постарался, чтобы его голос звучал твердо, хотя он испытывал совсем другие чувства под взглядом ее нежных голубых глаз.

— Наварро, все по-своему ищут любви, мира и счастья. Может быть, именно этим ты и занимался все эти годы. Кто знает, вдруг ты полюбишь ранчо и наших ребят и захочешь остаться.

— Нет. Когда я долго нахожусь на одном месте с одними и теми же людьми, то начинаю испытывать беспокойство.

— Может быть, ты находился долго не с теми, с кем надо, — сказала Джесси.

— Женщина, я не собираюсь с этим спорить, но мужчину не так легко изменить.

— В этом я уверена. Я все время живу в окружении пятнадцати, а то и тридцати мужчин. Я знаю, какими вы, мужчины, становитесь упрямыми, когда приходится меняться, пусть даже немного. Это как война.

— В нашей жизни так мало неизменного, Джесси, так мало вещей, которые мы можем контролировать. Нам нравится то, что знакомо, что легко. Поэтому мы не любим попадать в неприятности или ходить по лезвию ножа.

— Маленький светлый уголок в страшной и темной комнате?

Наварро немного подумал, затем сказал.

— Это мудрые слова.

— Ба говорит нам это, когда случаются неприятности. Она говорит, что всегда есть светлые места в этом мире зла и печали, места, где мы обретем покой и безопасность.

— Кто такая ба?

— Моя бабушка, мать моего отца. Она старая, но она замечательная. Наша ба добрая и мудрая. Она управляет домом, стоит на втором месте после отца.

Наварро рассматривал сидящую перед ним девушку. «Сильная, но нежная», — думал он. Может, она и ее ранчо и есть его тихий уголок во всех его неприятностях? В его жизни было совсем мало таких светлых мест. Может быть, было безрассудно ехать туда. Он может потерять бдительность. Джесс обладала какой-то магической силой. Он может испытать желание обладать этой женщиной и ее мирным домом, зная, что не может обладать ими.

— Наварро! Как ты себя чувствуешь? Ты выглядишь очень странно. Может, мне стоит еще раз посмотреть твою рану? — Джесс встала на колени рядом с ним.

Наварро сидел спокойно и молча, пока она разматывала бинт и осматривала синяк и рваную рану. Ему хотелось, чтобы она прикасалась к нему. Ее прикосновения были нежными. Наварро закрыл глаза и представлял, как она трудится над ним. Он услышал, как Джесс дотянулась до седельной сумки. От нее пахло свежестью и чистотой. Он понял, что она переоделась этой ночью. Наварро заметил, что одежда уже не сидит на ней так мешковато, как раньше. Он чувствовал целительное прикосновение ее пальцев. Девушка осторожно смазала его рану каким-то средством и снова забинтовала ее.

Джесс присела на корточки и посмотрела на Наварро. Казалось, он заснул. Вспомнив о том, как она разглядывала его прошлой ночью, Джесс покраснела. Непонятно почему ее охватила дрожь. Ей казалось, что рядом с ней горит жаркий огонь. Ее колени касались его бедра, она ощущала его тепло. Девушка не могла понять, почему прикосновение ее плоти, заключенной в одежду, к его плоти вызывает в ней возбуждение. Она знала, что может отодвинуться, но ей не хотелось этого делать. Джесс сказала себе, что такое поведение опасно и просто безумно.

— Так лучше? — наконец спросила она.

Наварро открыл свои зеленоватые глаза.

— Ага.

Когда Джесс начала вставать, он схватил ее руки и поднес к своему лицу. Джесс наблюдала за тем, как он рассматривает ее ладони.

— Натруженные руки. Нежные и добрые, — пробормотал он. — Спасибо, Джесси, — добавил Наварро и отпустил ее так резко, будто прикоснулся к огню.

Джесс почувствовала себя немного напряженно в этой незнакомой ей ситуации. Она была одна рядом с красивым мужчиной. Его прикосновения вызывали в ней бурю незнакомых эмоций. Бабушка всегда говорила ей, что нельзя дразнить мужчину тем, что не можешь ему дать. Джесс мало знала о таинственном характере незнакомца и ничего не знала о его прошлом. Наварро мог быть опасен. Но эта опасность не имела ничего общего с ее физическим состоянием. Ей казалось, что ее бьет лихорадка, ее тело пронизывали неведомые волны. Джесс не знала, что надо говорить, как себя вести. Судя по выражению лица Наварро, он тоже не знал, что ему делать. Но, похоже, у них были одинаковые желания, один и тот же голод толкал их друг к другу.